— Кусэ, что он творит? — возмутился Ишикава. — Он же любил быть неприметным в школе. А теперь, черт возьми, постоянно привлекает всеобщее внимание.
Я выбежала за ворота, устремляясь вдоль ограды школы. Томо прятал руки глубоко в карманы пальто, не сводя взгляда с земли. Я остановилась перед ним, он поднял голову, глядя мне в глаза из-под медной челки.
— Может, объяснишь, что это было?
Он медленно закатал рукав пальто и поднял рукав рубашки, вытягивая руку.
Я вскрикнула.
Сотни старых шрамов, покрывавших его кожу, открылись и истекали чернилами, что ручейками устремлялись вниз.
— Что…? — я прижала пальцы к одному из шрамов. Он был теплым, чернила липли к пальцам. Я опустила взгляд на землю, а она была усеяна черными каплями, словно темными звездами, что предрекали его незавидную участь.
— Недолго мне осталось управлять собой, — сказал Томо. — Потому я хочу не терять это время попусту, — он опустил рукав, чернила крошечными каплями падали на тротуар, превращаясь в золотистую пыль. — Я хочу быть с тобой. И больше не хочу скрываться. И не хочу проблем из-за того, чего не делал.
— Понятно, — сказала я, — но ты не можешь бороться с Тсукиёми, оказавшись взаперти.
— Кэти, знаешь, где я проснулся утром? Подсказка: не у себя дома.
Ветер был ледяным, и я поправила воротник пальто.
— Ты снова ходил во сне?
Он кивнул.
— В этот раз в Торо Исэки. Возле музея и рисового поля, что там устроили. Возле поля с черным рисом, — он раскрыл ладонь, и я заметила слабые красные следы на коже. — В воде был камень Магатама. Он разбился в руке, и я проснулся.
В музее было множество камней похожей формы, что нашли при раскопках, но я понимала, какой камень Томо имел в виду. Тот, что я видела в кошмарах. Ясакани но Магатама, тот, что выманил Аматэрасу из пещеры в мифе о солнечном затмении.
— Может, ты хочешь пить?
Он покачал головой, а я осторожно обхватила ладонями его раненую руку.
— Нужно хотя бы уйти отсюда, пока нас не увидели другие ученики, — он выдавил улыбку, а я потащила его вперед, за ним оставался след чернильных созвездий. Надеюсь, никто не поймет, что это, если заметит.
— Магатама кое-что означает, — сказала я. — Томо, я говорила с братом Юки прошлым вечером о сокровищах.
Я заметила тревогу на лице Томо.
— Слишком опасно вовлекать в это еще кого-то.
— Я говорила с ним только о мифологии, — объяснила я. — К тому же, какая теперь разница, кто знает? Нам нужна помощь. Аматэрасу отдала сокровища первому императору, Джимму. Каждое имело свое значение. Зеркало — честность. И ее зеркало показало Джуну правду, так ведь? Это связано с чернилами.
— Наверное, — сказал он. — Императорская семья — потомки Аматэрасу. Она вполне могла дать Джимму сокровища, чтобы они передавались от Ками к Ками.
— Верно. А Магатама означает любовь.
Томо замер и взглянул на меня.
— Но камень всегда разбит. Это плохой знак, Кэти.
Мой энтузиазм угасал, напомнив мне падение трясогузки, что он рисовал давным-давно. Конечно, это плохой знак. Осколки камня — осколки любви. Это могло означать, что нам придется расстаться, а то и…
«Ты знаешь, что это значит, — прошептал голос в моей голове. — От судьбы не сбежать. Ты предашь его».
— Она не давала ему сокровища, — сказал Томо. — Она давала ему тяжкий груз его судьбы. И с самого первого Ками мы были обречены.
Я молчала, потерпев поражение. Идея оказалась неудачной.
Томо, видимо, ощутил укол вины, потому уже мягче спросил:
— А что означает меч?
— Смелость, — сказала я.
— Это мне нравится. Смелость сейчас мне бы пригодилась.
Я коснулась пальцами его локтя.
— Ты смелый, Томо, — он должен поверить мне. Жить с таким темным секретом, постоянно бороться с ним, чтобы оставаться хорошим, разве это не означало быть смелым? — Да у тебя даже фамилия совпадает с иероглифом «смелость».
Он замер, размышляя над этим.
— Соу ка? — усмехнулся он. — Да, исами. Храбрость. И первый кандзи в юуки, смелости. Не знал, что ты заметила, — кандзи могли читаться по-разному, сочетаясь с другими кандзи, но каждое слово из тех, что я знала, означало смелость и храбрость, если в нем была составляющая «юу».
— Так что смелость у тебя есть, — сказала я, сжимая его руку.
— Но смелости не хватает, — он заговорил шепотом. — Почему я истекаю чернилами?
Я замешкалась.
— Тебе нужно к врачу?
— Ты же знаешь, что этого делать нельзя.
— Ладно, — сказала я. — Тогда план прежний. Помешать Тсукиёми портить твою кровь. И не делать необдуманных поступков, — я взглянула на незнакомую дорогу перед нами. — Кстати, а куда мы идем? Мы пропустили поворот в Отамачи.