В горле пересохло, я побледнела.
— Вы просите вырезать из Томо дух Тсукиёми? Но он выживет.
Она опустила голову.
— Наследник Сусаноо говорил правду. Живым он слишком опасен. Ненависть Тсукиёми сильна. Если ты не убьешь его, Диана, Юки, Танака, твой отец… весь мир пострадает.
Этого нельзя допустить.
— Но… вы говорили, что есть другой путь. Что если он признает правду о себе, его можно будет спасти.
Ее лицо застыло, она скрестила руки на животе.
— Иначе вы бы не стали искать сокровища.
Предательство было болезненным.
— Вы… соврали мне. Вы соврали, чтобы все пришло к этому!
— Я пойду на все, чтобы спасти мир, — сказала она. — Даже предать любимого. Покажи мне силу своей любви.
Остров таял, я вернулась на поляну. Ишикава лежал на земле, его руки и лицо были покрыты кровью, чернилами и следами борьбы.
Джун смотрел на небо с ужасом на лице.
Я посмотрела на Томо. Его рот был раскрыт, он кричал от боли, чернила разрушали его. Они стекали из уголков его рта, скользили по рукам. Они капали с его крыльев и рогов, становились его одеянием, что постоянно стекало, как водопад. Они выдавливали из него жизнь, он тонул.
Я прижала ладонь ко рту в ужасе. Вес Кусанаги тянул руку.
«Он страдает, — прошептал голос Аматэрасу. — Положи конец его страданиям».
Крылья Томо исчезли, и он опустился на землю, ленты чернил закручивались вокруг него в ураган. Его руки и ноги вытянулись в этой буре, он корчился от боли. Чернила разрывали его на части.
— Он не переживет пробуждение Тсукиёми, — кричал Джун громче ветра. — Ты должна его остановить!
Я? Но… в чернилах в кошмаре был Джун. Сусаноо убил Тсукиёми, разве нет?
«Нет, — прошептала Аматэрасу. — Это была я. Это был поступок во имя любви, чтобы положить конец его страданиям. У тебя нет выбора, дитя. Такахаши не удержит меч».
— Нет, — сказала я, вкладывая меч в руки Джуна. — Ты можешь это сделать, да? Вырезать ками из человека?
— Не могу, — прокричал Джун. Он забрал у меня меч и приблизился к Томо. Ослепительная волна света ударила по нему, Кусанаги рухнул на землю. Сила удара отбросила Джуна со стоном на спину. — Только наследник Аматэрасу может завершить цикл предательства, — выдохнул он. — Ты — ближе всех к нему.
Я подняла меч, глядя на радужный блеск на остром краю лезвия. Ложь привела меня сюда, отдала мне ужасный приказ. И это все, что нам осталось?
Голос Томо кричал мне:
— Кэти, — скулил он, боль пропитывала его голос. Я никогда не слышала его таким. Страдания в голосе заставили слезы затмить мое зрение. — Кэти, — вопил он все громче, протягивая руку ко мне. Чернила ураганом окружали его, золотая пыль и вспышки синего разносились над полем. Ветви и травы пригибались от порывов жесткого ветра.
Ишикава вцепился в свои волосы.
— Грин, делай что-нибудь! — молил он. — Останови это!
— Ты должна это сделать, — сказал Джун, поднимаясь на ноги. — Он не выдержит силу Тсукиёми. Она разорвет его на клочки! Он умрет, если ты не ударишь.
— Он умрет, если я ударю! — простонала я. Что же делать? Должен быть другой путь.
Голос Томо дрожал от боли.
— Кэти!
— Я должна его спасти, — сказала я. — Томо!
— Он уже не Томо! — рявкнул Джун, нас окружили чернила. Слова пронзили меня, вырывая из оцепенения.
Я крепко обхватила меч и шагнула к Томо.
«В конце всегда смерть», — это Аматэрасу повторяла с самого начала. У меня был лишь один выбор: кого выбрать? Мир или Тсукиёми. Томо обречен изначально.
Томо был сломлен, он тянулся ко мне.
— Прошу, — молил он, чернила окружали его, он тянулся к моей руке. — Предай меня, Кэти. Я прощу тебя. Я люблю тебя. Сделай то, что должна!
— Урусай! — крикнула я. — Заткнись! Как я могу сделать это, когда ты говоришь о любви? Почему все должно быть так? Это нечестно! — слезы размывали зрение, стекали по моим щекам.
— Прошу, — задыхался он. — Останови меня. Аматэрасу дала тебе силы остановить меня. Сделай это!
Джун ошибался, так думала я, глядя на острое лезвие Кусанаги но Тсуруги. В душе он оставался Томо. И он боролся даже сейчас, он не позволял гневу захватить его.
Он был Юу Томохиро до последнего вдоха. До последнего его вдоха я любила его, он любил меня. Я стояла перед ним, чернила окружали его бурей агонии. Он кричал, пока Тсукиёми вырывался из него, его крики напоминали вопли инугами или они, японских демонов. Я хотела зажать руками уши. Я хотела, чтобы все кончилось.
Я крепче хватила рукоять Кусанаги.
Он опустил руки, открывая грудь, чтобы я могла ударить.
— Я люблю тебя, — тихо сказала я, поднимая меч.