— А должна, прогремел юный король, в том и дело, Эльба! Нам не суждено стать счастливыми. Короли умирают несчастными и, порой, одинокими, но это неважно. Союзы заключаются с теми, кто принесет выгоду. Мы общаемся с теми, кто принесет нам выгоду. Наша жизнь нам не принадлежит. Но мы потомки королей, и такова наша участь.
— Я свободный человек.
— Нет. Юноша указал пальцем на Эльбу, а она уязвлено отвернулась. Ты никогда не станешь свободной. Никогда. Ты моя жена, и ты будешь моей до конца своей жизни. И знаешь, что это под собой подразумевает? Покорность. Послушание. Отсутствие каких-либо отговорок, да и отсутствие собственного мнения, когда его не спрашивают.
Девушка почувствовала, как в груди сжалось сердце. Она подняла подбородок, лицо у нее вспыхнуло, а глаза защипали. Юный король рассерженно ступил вперед, а она резко отшатнулась назад, вскинув ладонь.
— Нет.
— Эльба.
— Когда я приехала в Станхенг, вы сказали, что это мой новый дом, но вы обманщик, Вольфман, вы пообещали не причинять мне боли, но причинили, вы смотрите на меня так, словно я не заслужила вашего уважения или сочувствия. Вы смотрите свысока и требуете того, чего сами мне никогда не давали.
— Я король.
— И потому вы имеете право лишать меня свободы? Распоряжаться, чувствовать мне или нет? Я здесь, я стою рядом с вами, и я готова сражаться за Станхенг и за Калахар, но я никогда не предам свои убеждения, и до последнего вздоха я буду свободной Эльбой, а не рабыней ваших предрассудков. Если вы хотели найти себе покорную жену, обратились бы за помощью к другому народу. Но я дочь Атолла Полуночного. Р ечного вождя Эридана. И мой язык будет мне верен столько, сколько я буду дышать.
Вольфман в изумлении уставился на жену, а она гордо расправила плечи. Упрямству речных людей можно было бы позавидовать. Решительно и непоколебимо Эльба смотрела в глаза своему мужу и не чувствовала вины, не считала себя неправой. А он едва держался на ногах и не знал, как поступить. Измотанный после долгого пути, он покачнулся назад и тихим голосом отрезал:
— Уходи. Король повернулся к супруге спиной.
— Вольфман…
— Оставь меня. И не беспокой до утра.
— Вам нельзя оставаться одному, когда вы только…
— Не нужно, юноша взмахнул рукой и исподлобья посмотрел на девушку, уходи и сообщи Кнуту, что завтра утром мы собираем совет в малом зале. Собираем всех, включая твоих дикарей. А теперь уйди. Я хочу побыть один.
Эльба замерла, сжимая и разжимая пальцы. Она знала, что она бывает несправедлива и груба, она понимала, что в ней не сочетаются те черты, что важны для короля каменного города. Но она не представляла, как можно стать кем-то другим, не потеряв саму себя.
В конце концов, девушка покорно выдохнула и кивнула.
— Аргон спас вам жизнь. Прошептала она, смотря на повернутую к ней спину мужа. Позвольте мне быть ему благодарной за нас обоих.
Бросив последний взгляд на Вольфмана, девушка отвернулась и покинула его покои.
* * *
Эльба остановилась у лестничного пролета и оперлась ладонями о поручни. Ей стало так невыносимо, что она беззащитно сгорбилась, отчего волосы скатились ей на лицо. Она зажмурилась, втянула воздух, попыталась успокоить себя и свое дико бьющееся сердце.
Когда девушка вновь выпрямилась, в ее взгляде светилась решительность, она могла бы притвориться, что размолвка с мужем ее не волнует, что нападение наемников Алмана ее не пугает, она могла бы притвориться, что мысли о смерти Аргона не внушают ей ужас.
Но она не хотела врать. Вся ее жизнь казалась неправильной, все казалось странным, отпугивающим и чужим, и она хотела остаться честной хотя бы с самой собой. Пожалуй, в этом и состояла вся сложность: говорить правду, когда никто из окружающих не понимает истины и не собирается принимать ее. Люди предпочитали подчиняться. Они молчали, им не доводилось думать, что их бездействие порождает новые беды. Н о был ли прок в вере и в собственном мнении, если за убеждения человека могли осудить?
Девушка сошла с места, спустилась по лестнице, а затем выбежала на площадь и так глубоко вдохнула свежий воздух, что легкие сжались. Она откинула назад голову, желтые блики, отскакивающие от витражных окон, упали на ее лицо, и она застыла, не понимая, к чему стремиться, кому доверять и от кого скрываться.
Эльба разрывалась. Ей было невыносимо оттого, что ей приходилось оправдываться в своих поступках, кричать и доказывать, что она живое существо, что она умеет мыслить, что у нее есть чувства. Эльба отдала бы многое за то, чтобы ощутить себя свободной. Она бы отдала многое, чтобы сорваться с места и попрощаться с мужчиной, который уберег ее от гибели, который спас ее сестру. О на бы хотела посмотреть в его глаза. Хотя бы раз!
Но она не имела права, она стояла посреди пустынной площади, и ветер безжалостно подбрасывал ее угольные волосы, и казалось, не было на свете более одинокого человека.
— Хвала Духам, неожиданно послышался хриплый голос, и девушка стремительно обернулась. К ней широкими шагами приближался седоволосый старик. Его руки нервно взмахивали в воздухе, словно он отбивался от мух. Как мне повезло, как повезло!
— Что-то… стряслось?
На белой накидке старика пылали алые пятна от крови, а в глазах горел ужас. Старик затормозил перед девушкой и так крепко ухватился за ее руку, что Эльба вскинула брови.
— Вы…
— Хуракан, моя дорогая. Я тот самый сумасшедший с Фиэнде-Фиэль, да, это я.
— Но почему вы здесь?
— Мне нужна помощь. Точнее не мне, но это неважно. Важно совершенно иное.
— Я могу позвать…
— Нет времени, ни мгновения, ни секунды! Старик потащил Эльбу за собой, а она в изумлении нахмурилась, не до конца понимая, что происходит. Если это Хуракан, значит, он ведет ее к Аргону. Но она не могла… ей нельзя было…
— Подождите, все-таки воспротивилась девушка перед спуском в подвал. Я вам не помогу, ведь я… я не имею права, правда, не имею.
— Милая моя, воскликнул старик, вскинув кустистые, серебряные брови, и его глаза с таким укором взглянули на девушку, что она пошатнулась назад, ты позволишь моему маку умереть?
Хуракан словно читал ее мысли, словно чувствовал, что Эльба колеблется и не знает, стоит ли ей пересекать черту? Если она сойдет с места, ничто не останется прежним. Если она не послушает короля и поставит доводы сердца выше доводов рассудка ее осудят.
Девушка посмотрела в дымчатые глаза старца, а он почему-то улыбнулся. Странное у него было лицо, испещренное морщинками и родинками. Хуракан внезапно наклонился к собеседнице и небрежно бросил:
— А кто вы?
— Что? Эльба застыла. Старик не знал, кто она? Я Эльба Полу… Барлотомей.
— Полубарлотомей?
— Нет. Просто Барлотомей.
— И все? Девушка задумчиво свела брови, а старик цокнул и рывком приблизился к ее лицу, округлив глаза. Просто ответьте: вы кто вообще такая? Что вы тут забыли?
— Я королева Станхенга! И забыла я тут свое королевство.
Недовольная гримаса исчезла с лица Хуракана так же быстро, как и ветер сменил свое направление. Теперь старец вновь заулыбался и спросил:
— А разве королева не может делать то, что посчитает нужным?
Эльба опустила плечи. Неужели все было гораздо проще? Неужели можно было хотя бы на мгновение поддаться зову своего сердца и притвориться свободным человеком? Она была королевой, она имела право жить так, как считала нужным! Кто посмел бы помешать ей? Кто посмел бы с ней спорить?
Девушка кивнула и решительным шагом побрела за Хураканом. Его балахон полз по каменным ступеням, словно белая вуаль. Седые волосы ниспадали по горбатой спине.
У Эльбы внезапно открылось второе дыхание, сердце наполнилось силой, смелостью и отвагой. Она стремительно неслась за Хураканом, но как только она оказалась на пороге небольшой комнатки, отведенной под лазарет, воздух разом выкатился из ее легких. О на остолбенела, распахнув от ужаса глаза. Там, посреди мрака и бликов хрустящего в камине костра, на деревянном столе лежал Аргон, трясущийся в жутких судорогах.