— Да стой же ты.
Его ладонь упала на плечо Ксеона, но тот сбросил ее и пошел дальше.
— Я хочу объяснить.
— А я хочу это слышать?
— То, что ты увидел…
— Увидел, юноша стремительно обернулся, и друзья едва не врезались друг в друга, я ведь не слепой, глаза у меня на месте.
— Я хотел рассказать, но потом решил, что есть вещи важнее моих отношений…
— … с королевой? Карие глаза Ксеона налились странной растерянностью. Он едва сдерживался от ругательств, от гнева, он едва сдерживался от горькой обиды. Аргон, ты лишился рассудка, совсем спятил.
— Говори тише.
— С каких это пор тебя волнует мнение окружающих?
— Сомневаюсь, что мы с Эльбой в этом похожи, процедил сильф, схватив друга за плечо, и оттащил в сторону. Тот ощетинился и недовольно бросил:
— Руки убери.
— Я не хотел тебе врать. Ты мой лучший друг, и я должен был сказать правду. Но у нас не было времени на разговоры по душам. У нас даже сейчас нет на это времени.
— О чем ты думал? Едва слышно прошипел Ксеон. Он приблизился к Аргону и так на него посмотрел, что сильф порывисто отвернулся. Но Ксеон глаз не отвел. Он смотрел на своего друга и чувствовал, как внутри пульсирует сгусток разочарования. Он сжимал в кулаки пальцы, он стискивал зубы. Он пытался найти ответы на свои вопросы и, конечно, не находил. Юноша порицательно прищурился. Она королева.
— Я знаю.
— Она не девица с Фиэнде-Фиэль и не увлечение.
— Я знаю, громче повторил сильф и обернулся. Тяжелый навес над шатром скрывал их лица от прохожих, бросая темные тени на сверкающие гневом глаза.
— Тогда что ты творишь? У нее только что умер супруг, Станхенг только что потерял своего короля, а ты даешь волю чувствам на улице, в переулке, как будто она…
— Кто?
— Одна из девиц Гунноры.
— Не нужно так о ней говорить, прочеканил Аргон, ступив вперед.
— Тогда давай поговорим о тебе, парировал Ксеон, забудем о том, что Эльбе едва исполнилось восемнадцать. Что она молодая и неопытная, что она, возможно, никогда не теряла от влюбленности голову и не испытывала страсти. Но ты взрослый мужчина. Ты должен был понять, во что это выльется, узнай при дворе о ваших отношениях.
— Я от нее не отступлюсь, Ксеон, и твои проповеди бессмысленны.
— Мои проповеди зерно разума в твоей жизни.
— Я проживу свою жизнь так, как посчитаю нужным.
— И скольких еще человек погубишь? Юноша возмущенно ступил вперед. Твои необдуманные решения постоянно подвергали нас риску, но ты продолжаешь! Тебе как будто наплевать! Ты совершаешь безумные поступки, не представляя, чем это обернется для твоих близких. Ты хочешь, чтобы Эльбу казнили за измену?
— Ее муж мертв.
— Ее страна жива! Люди не простят ей, если она забудет о короле и кинется в объятия дикаря из Долины Ветров. Они не простят ей!
— Люди? Аргон до скрежета стиснул зубы и шагнул вперед. Или ты?
Темноволосый юноша в растерянности замер. Он глядел на друга, один глаз карий, другой багровый, будто налитый кровью. Ксеон продолжал молчать, а сильф расправил плечи и выдохнул. От такого жалостливого вздоха Ксеона едва не вывернуло наизнанку.
— Ты тоже не был со мной честен.
Ксеон хранил тишину. Он смотрел на сильфа разоблаченным взглядом и не знал, как скрыть своих истинных чувств. Абсолютно потерянный и сбитый с толку, он отрезал:
— Мы давно перестали говорить друг другу правду.
— Не говори чепухи.
— Но это так. После смерти твоей матери, ты окончательно потерял голову, и что бы я ни делал, что бы я ни говорил ты никогда меня не слушал. Не послушал бы и теперь.
— Моя мать…
Аргон не успел договорить. По воздуху пронесся оглушительный вой из рога. Люди кинулись к границе, Ксеон посмотрел другу за спину, а тот зажмурился. «Началось». Они стояли на пороге страшнейшей войны, но обсуждали свои чувства. Как же нелепо и глупо это выглядело. Предводитель сжал пальцами переносицу, а потом резко выпрямился.
— Вздор, он так серьезно взглянул на друга, что у того перехватило дыхание. Мы с тобой и не через такое проходили. Справимся и сейчас.
— На этот раз кто-то выйдет поверженным, наш спор не разрешится сам собой.
— Нет никакого спора, и мы не делим вещь. Очередное предупреждение прозвучало над лагерем, солдаты схватились за мечи, их латы звонко забренчали. Я должен идти, но позже ты дашь мне шанс все объяснить.
— Торопись, иначе нас убьют раньше, чем ты впервые скажешь мне правду.
Аргон кивнул. Он видел в глазах юноши негодование и понимал, что у него в груди пылали обида и ревность, но не позволил себе разозлиться. Какими бы беспочвенными и неправильными ему ни казались обвинения Ксеона, он считал его своим самым близким человеком. И никакие слова, никакие отношения не смогли бы этого изменить.
— Будь осторожен, велел он и сжал его плечо. Скоро увидимся.
Ксеон протяжно выдохнул и все-таки тоже положил ладонь на плечо Аргона.
— Скоро.
Юноша отступил в сторону, и предводитель решительным шагом сорвался с места.
Войска Алмана пересекли реку и выстроились в длинные шеренги. Издалека их едва ли можно было разобрать. Мелькали лишь черные точки, золотые и серебряные знамена, а темно-серый, вьющийся дым расстилался по равнине, словно одеяло.
Главнокомандующий Эрл Догмар восседал на угольно-черном коне, морда которого скрывалась под прочными латами. Мужчина также был облачен в искусные доспехи. Он с пренебрежением изучал атакующую сторону и крепко сжимал в перчатках поводья. Он не раз участвовал в сражениях, предопределял итоги битв. Он не понимал, почему боги лишь сейчас разгневались на людей. Они не рвались убивать друг друга, но все же убивали. Так неужели только пролитая кровь королей возымела у бога такое почтение? Только за кровь королей сражался народ, только за кровь повелителей. Хотя, что Догмар знал о Боге? Он в него вряд ли верил, в отличие от суеверных речных шутов, которые даже сейчас стояли на коленях и молились своей крайне молчаливой Белой Пифии. Если бы молитвы отнимали у соперников жизни, если бы молитвы растягивали время, если бы молитвы давали нам что-то помимо веры. Но нет. Главнокомандующий Каменных Сердец видел кровь и пот. Он видел смерть, вопли и стенания, унижения, ужас. Так что если бог и существовал, он был полнейшим мерзавцем, как любил говорить Догмар.
Солдаты Догмара не спешили бросаться в атаку. Они ожидали действий соперника и надеялись, что их ловушки сработают. Лучники заняли позиции на холмах-близнецах. Все волчьи ямы были тщательно скрыты хворостом и иссушенной травой. Военачальник резко подался вперед, увидев, как к их оборонительной линии приближались сотни силуэтов.
— Главнокомандующий, что происходит? Спросил у него один из командиров.
Догмар не спешил отвечать. Он присмотрелся и отрезал:
— Это не люди. Это…
Раздалось громкое собачье рычание. Десятки обученных, охотничьих собак неслись на войско Станхенга, намереваясь разорвать каждого на куски. Но у этого маневра была и более важная цель. Собаки не просто должны были причинить урон армии, они считались первопроходцами. Жертвами. Уже через мгновение огромное количество диких созданий провалились в волчьи ямы и наткнулись на пики, прибитые к дну, и к яростному рычанию прибавились леденящие кровь стоны. И все же большая часть псов продолжила нестись к войску. Из их разинутых пастей торчали толстые, смертельно острые зубы.
Один из командиров подошел к главнокомандующему:
— Прикажете вступить лучникам?
— Нет, рано, стрелки не должны выдавать своих позиций. Поднимите колья, когда эти твари окажутся достаточно близко. А тех, кто выживет, удавим собственноручно.
Аргон направлялся к сильфам, как вдруг заметил знакомое лицо среди солдат. Томми завязывал косынку дрожащими пальцами, поддерживая бедром острое копье, он пыхтел и торопился, как будто боялся упустить нечто важное, и испуганно распахнул глаза, увидев Аргона. Сильф уже приближался к нему, когда Томми взвыл:
— Ну, брось, Аргон, ну, пожалуйста!
— Я сказал тебе находиться в замке, прогремел рассерженный предводитель.