Птицы летели все ниже и ниже. У них совсем не оставалось сил. Аргон зажмурился и представил неукротимый ураган, как вдруг прямо перед ним возник камень, пущенный солдатами Алмана в небо. Ястреб неуклюже увернулся, и они закружились в воздухе, как в водовороте. В хаосе и буйстве ветров, Аргон видел, как сильфы пикировали вниз. Кого-то сбивали камни. Чьи-то птицы теряли сознание. Да и сам предводитель падал, отчаянно сжимая в пальцах кожу ястреба.
— Давай же, просил он, но птица не подчинялась, давай!
Тщетно. Все выходило из-под контроля. Аргон стремительно несся навстречу земле, и ястреб звонко кричал, погибая и взвывая к помощи. Юноша увидел, как Киган сорвался с птицы и полетел вниз. Он взмахнул рукой, и порыв ветра подхватил вожака ночных сов, чтобы тому удалось приземлиться без сильных повреждений; предводитель сумел помочь еще двум сильфам, а потом выровнял птицу и через силу прошипел:
— Давай же!
Его глаза закрылись, ветер послушно закружился над его головой. Аргон подлетел к войску Алмана, опередив конную кавалерию Эрла Догмара, и устремился навстречу врагу с разъяренным торнадо, образовавшимся у него за спиной. Когда юноша раскрыл глаза, он увидел дикий ужас на лицах вражеских солдат. Он ухмыльнулся, и обезумевший ветер, не имея собственной воли, обрушился на противников.
Там, где-то вдалеке, у реки, стоял он Алман. Наверняка, он видел надвигающуюся бурю, пусть и не верил, что люди могут создавать такое. Грозовые облака, появившиеся в небе, загромыхали. В ихрь за спиной сильфа усилился. Он раскидывал вражеских солдат и поднимал тонны земли в воздух, но Аргон собирался сделать его еще мощнее и больше.
Н еожиданно крылья ястреба в судороге застыли, будто бы их парализовало, птица не произнесла ни звука. Она просто перестала лететь и стрелой понеслась вниз.
— Нет, стой, стой! Зарычал предводитель, но было слишком поздно. Стой!
Они свалились на землю с такой силой, что молодой сильф отлетел от животного на несколько десятков метров, прокрутившись вокруг своей оси, и как только он столкнулся с землей, торнадо рассеялось, а грозовые тучи медленно расплылись по бескрайнему небу.
В ушах у Аргона звенело. Он попытался подняться, но потом вновь упал, перебирая в пальцах нагретую, рыхлую почву. Время будто замедлилось. Сильф моргал, морщился и ничего не понимал, пока на него свалилось чье-то тело… Кровь полилась из перерезанной глотки, стекла прямо предводителю на глаза, в его рот. Он яростно замотал головой, а она все текла и текла: горячая, соленая, омерзительная. Юноша зашипел и скинул с себя тело. Он судорожно подскочил на ноги, но вновь упал, когда его толкнула проносящаяся рядом лошадь; всадник на ней взмахнул мечом, но Аргон вовремя откинул голову. Рассеянный и сбитый с толку, он вскочил с земли и в отчаянии достал меч. Его глаза до сих пор щипали от чужой крови, и он нервно моргал ими, чтобы разглядеть приближающихся соперников, которым, казалось, не было конца. Юноша отбивался от вражеских выпадов, дребезжание столкнувшихся мечей заполонили равнину, а светом, помимо нещадного солнца, служили вспыхнувшие от ударов желто-красные искры. Аргон должен был найти момент, чтобы в очередной раз использовать свои силы, но каждая секунда могла оказаться фатальной. На предводителя накинулись сразу несколько солдат, и он зарычал, отчего небольшой порыв ветра столкнул их с ног. Он так быстро работал мечом, что даже не замечал его в воздухе! Лишь слышал звонкий свист, с которым он разрезал ветер. Сколько проливалось крови, и как много стрел падало с неба. В безумном хаосе, в настоящем аду юноша старался ровно дышать и вспоминал слова отца, но мысли покидали его, как и все человеческое.
В какой-то момент Аргон понял, что даже двигается, как дикий зверь. Он взвывал на неизвестном ему языке, он утопал в чужой крови. Он вонзил меч в живот мужчины. А тот так на него посмотрел, словно ожидал, что все это обман, иллюзия, что он не находится на волосок от гибели. Сильф со свистом вынул меч, и мужчина неуклюже свалился на землю. Он все еще дергался, когда Аргон смотрел на него, все еще стонал и захлебывался кровью, произнося чьи-то имена. Предводитель будто впервые осознал, где он находится, он вдруг жутко перепугался. Перепугался по-настоящему, до исступления, до изнеможения. Он так распахнул глаза, что они заболели. О н отступил назад и почувствовал дикую боль. Воин Алмана ранил его в спину. Аргон яростно зашипел, он порывисто обернулся и обезглавил солдата одним движением. Голова упала. Тело осталось стоять. Сильф моргнул, и оно уже повалилось на землю, как и сердце предводителя. Все его суждения подверглись жесткой, безжалостной проверке на прочность, проверке на истину.
— Я не…
Начал он, но так и не закончил. Солдат, воин, убийца? Кто-то повалил предводителя на землю. Он попытался вывернуться из захвата, но сумел лишь перевернуться на спину.
— Сдохни! В исступлении орал окровавленный мужчина. Он держал в руках клинок и пытался проткнуть им горло Аргона, а тот изо всех сил стискивал вражеские руки. Ну же, подохни, давай, подохни!
Сердце незнакомца пронзил чей-то меч. Безумец свалился на землю. Аргон рассеяно поднял голову, выпрямился и внезапно увидел перед собой Томми.
Томми улыбался.
Такая вот совершенно дикая и странная вещь произошла на глазах у сильфа. Вокруг умирали люди, лилась кровь, взрывалась земля, а мальчишка в повязке счастливо кривил губы. Он протянул Аргону руку и уверенно воскликнул:
— Я же говорил, что я понадоблюсь.
Предводитель схватился за его теплую ладонь, но в следующее мгновение, откуда ни возьмись, появилась черная стрела, она появилась в шее Томми, появилась ровно в центре, в яремной впадине, и счастливый огонек потух. Томми упал.
— Нет, нет, забормотал Аргон, прижав мальчишку к себе. Томми? Томми!
Голос сильфа совсем охрип. Сильф водил грязными пальцами по лицу ребенка, а тот дергался в конвульсиях. Он задыхался, и кровь выливалась из его рта.
— Тише, все хорошо, хорошо.
Все было плохо. Томми умирал, и слезы скатывались по его щекам. Парнишка вдруг изо всех сил схватился за плечо Аргона, схватился так, словно Аргон был его спасением.
Он взглянул ему прямо в глаза и едва слышно прохрипел:
— Я х — хотел быть таким как…
Томми замер. Его огромные, блестящие глаза были раскрыты. Капельки крови так и застыли на губах. Он все еще глядел на Аргона, он был здесь, но больше не дышал.
— Нет, подожди, стой, предводитель крепче прижал мальчишку к себе. Он разломал стрелу, откинул ее в сторону и вновь посмотрел на маленького друга, так лучше. Да? Ты меня слышишь? Томми? Томми молчал. Томми!
На войне смерть обычное дело. Так говорят. Так пишут. Но кто это видел? Кто-то в этом лично убедился? Возможно, единицы, возможно, десятки, но не Аргон. Аргон ничего не знал о войне. Он даже не подозревал, какой смысл вложен в это маленькое слово. Какая боль, какое отчаяние, какие душевные терзания заложены внутри. Держа в руках друга, не выпуская его, не расправляя плеч, Аргон наконец-то понял, о чем же писали в книгах. Это было самое ужасное познание, свалившееся грузом на его сердце.
— Томми, вновь позвал он и вновь не получил ответа.
Словно в трансе сильф огляделся по сторонам, и впервые он увидел не мужчин, для которых борьба за страну стала долгом всей их жизни. Он увидел перепуганных людей и отчаявшихся солдат. Увидел смерть такой, какая она есть: не благородной, не красивой и не легендарной. А грязной, быстрой или же медленной, и мучительной. Будто звери люди нападали друг на друга, но они спасали свою жизнь, а не боролись за честь королей. Быть может, ими и руководили высшие намерения, чистая вера и надежда. Н о здесь, сейчас, на этом поле не было ничего величественного. Не было никаких возвышенных целей. Были лишь приземленные инстинкты. П оединок велся не между войсками Арбора и Станхенга, а между жизнью и смертью.
Неожиданно юноша вспомнил слова Нубы: «Умирал ли у тебя кто-нибудь на руках? Испускал ли последний вздох?». Сейчас ее невинные вопросы оказались пророческими.