Теперь он отберет ее обратно, и женщин у Крастера тоже заберет. Этот старый одичалый скот все делает правильно. Если хочешь женщину в жены, бери ее, и никаких там цветочков, чтобы прикрыть ими свою прыщавую рожу. Больше Четт этой ошибки не повторит.
Все получится, в сотый раз говорил он себе. Главное — уйти отсюда. Сир Оттин двинется на юг к Сумеречной Башне — это самый короткий путь к Стене. Ему до беглецов никакого дела не будет: самому бы живым уйти. Торен Смолвуд, конечно, будет приставать к нему со своей атакой, но сир Оттин для этого слишком осторожен, и он старше. А впрочем, какое Четту дело? Когда он со своими уберется прочь, пусть себе атакуют сколько влезет. Если никто из них не вернется на Стену, беглецов вообще искать не будут — подумают, что они погибли вместе со всеми. Эта новая мысль какое-то время занимала Четта. Но для того, чтобы командиром стал Смолвуд, пришлось бы убить еще сира Оттина и сира Малладора Локе, а их и днем, и ночью хорошо охраняют… нет, риск слишком велик.
— Четт, — сказал Малыш Паул, шагая рядом по каменистой тропе среди страж-деревьев и сосен, — а птица как же?
— Какая еще птица? — Недоставало ему только разговоров с этим тупицей.
— Ворон Старого Медведя. Кто птицу-то кормить будет, если мы его убьем?
— Да кому она нужна? Прибей и ворона, если охота.
— Нет, совсем неохота. Но ведь он говорящий — возьмет да и расскажет про нас.
— У Малыша башка, как крепостная стена, — засмеялся Ларк.
— А ты не насмехайся, — угрожающе произнес тот.
— Паул, — вмешался Четт, пока великан не слишком распалился, — когда старика найдут в луже крови с перерезанной глоткой, птица уже не понадобится — все и так поймут, что его убили.
— И то верно, — пораздумав, согласился Паул. — Можно я тогда возьму птицу себе? Она мне нравится.
— Бери, — разрешил Четт, чтобы заткнуть его.
— Мы всегда сможем съесть его, если проголодаемся, — вставил Ларк.
— Попробуй только тронь моего ворона, Ларк, — снова набычился Паул. Из-за деревьев уже доносились голоса.
— Заткнитесь, вы оба. Мы почти на месте.
Они вышли из леса у западного склона и двинулись в обход к южному, более пологому. На опушке около дюжины человек упражнялись в стрельбе из лука, пуская стрелы в нарисованные на деревьях мишени.
— Глядите, — сказал Парк. — Свинья с луком.
И впрямь, среди лучников был сам сир Хрюшка, отнявший у Четта место при мейстере Эйемоне. При одном взгляде на Сэма Тарли Четта обуяла злость. Служба у мейстера Эйемона была лучшим, что он изведал в жизни. Слепой старец не отличался требовательностью, и для услуг ему хватало одного Клидаса. Четт только прибирался у воронов, разводил огонь и подавал еду… и мейстер ни разу его не ударил. Этот жирный боров думает, что Четта можно вот так запросто отпихнуть в сторону, потому как он, Хрюшка, из благородных и к тому же грамотный. Ничего, Четт ему и без грамоты глотку располосует.
— Вы ступайте, — сказал Четт своим, — а я погляжу. — Собаки тянули его за собой, воображая, что наверху их накормят. Четт пнул черную суку и немного отвел душу.
Толстяк возился с длинным луком ростом с него самого, сморщив от усердия свою круглую красную рожу. В земле перед ним торчали три стрелы. Тарли взял одну, натянул тетиву, долго целился и наконец выстрелил. Стрела ушла в лес, и Четт злорадно заржал.
— Теперь ее уж не найти, а ругать меня будут, — пожаловался Эдд Толлетт, унылый оруженосец, известный всем как Скорбный Эдд. — Как что пропадет, все сразу на меня смотрят, с тех самых пор, как я коня потерял. Только я не виноват. Конь был белый, а в ту пору снег шел — чего же и ждать было.
— Ее ветром унесло, — сказал Гренн, еще один дружок лорда Сноу. — Держи лук ровно, Сэм.
— Он тяжелый, — сказал толстяк, однако взял вторую стрелу. Эта исчезла в ветвях футов на десять выше мишени.
— Мне сдается, ты сбил листок с этого дерева, — сказал Скорбный Эдд. — Осенью они и так падают почем зря — незачем им помогать. — Он вздохнул. — Все мы знаем, что бывает вслед за осенью. Боги, ну и замерз же я. Пускай последнюю стрелу, Сэмвел, а то у меня уже язык к небу примерзает.
Сир Хрюшка опустил лук, и Четту показалось, что он сейчас заревет.
— Он слишком тяжелый.