– Козел теперь лорд Харренхолла, а лорду Харренхолла торговаться неприлично.
Услышанное вызвало у Джейме прилив раздражения, но этого, пожалуй, следовало ожидать. «Ложь какое-то время спасала тебя, женщина, – будь благодарна и за это».
– Если девичество у нее столь же крепкое, как и все остальное, козел сломает себе член, пытаясь войти, – пошутил он. – Нескольких насильников Бриенна уж как-нибудь выдержит, но если она будет сопротивляться чересчур рьяно, Варго может для начала отрубить ей руки и ноги. – «А хоть бы и так – мне-то что? Я сохранил бы собственную руку, если бы она отдала мне меч Клеоса, не упираясь». Он сам чуть не отсек ей ногу тем первым ударом, но потом она задала ему жару. Козел еще не знает, как чудовищно она сильна. Лучше ему поостеречься, не то она мигом свернет его тощую шею. Вот славно-то будет!
Общество Квиберна утомляло Джейме, и он уехал вперед, в голову колонны. Пухлый маленький северянин по имени Нейдж ехал перед Уолтоном с мирным знаменем, радужным, с семью длинными хвостами. Древко венчала семиконечная звезда.
– Я думал, у вас, северян, мирное знамя другое, – заметил Уолтону Джейме. – Разве Семеро для вас что-то значат?
– Это южные боги, – ответил тот, – но мы нуждаемся в мире с южанами, чтобы благополучно доставить вас на место.
«К моему отцу». Получил ли лорд Тайвин от козла письма с требованием выкупа? И была ли к нему приложена отрубленная рука? «Любопытно, сколько может стоить воин без правой руки. Половину золота Утеса Кастерли? Триста драконов? Или ничего?» Сентиментальностью отец никогда не отличался. Его собственный отец, лорд Титос, как-то бросил в темницу непокорного знаменосца, лорда Тарбека. Воинственная леди Тарбек ответила на это пленением трех Ланнистеров, в том числе и юного Стаффорда, с чьей сестрой, своей кузиной, Тайвин был помолвлен. «Верните моего лорда-мужа, не то эти трое ответят за всякий причиненный ему вред», – написала она в Утес Кастерли. Молодой Тайвин предложил отцу удовлетворить ее требование, вернув ей мужа разрубленным на три части. Однако лорд Титос относился к более мягкосердечным львам, и дубоголовый лорд Тарбек выиграл еще несколько лет жизни, а Стаффорд женился, завел потомство и процветал, пока не случилась битва у Окскросса. А Тайвин Ланнистер все стоит, несокрушимый, как Утес Кастерли. «Теперь у вас в сыновьях не только карлик, но и калека, милорд. Вам это крепко не понравится…»
Дорога привела их в сожженную деревню, преданную огню около года назад. Хижины стояли обугленные, без крыш, поля заросли сорняками в пояс вышиной. Железные Икры устроил привал, чтобы напоить лошадей. Джейме, ожидая у колодца, вспомнил, что и это место ему знакомо. Здесь была маленькая гостиница, от которой теперь не осталось ничего, кроме фундамента и трубы, и он заходил туда выпить чашу эля. Темноглазая служанка принесла ему сыр и яблоки, но хозяин не взял с него денег, сказав: «Для нас честь принимать у себя рыцаря Королевской Гвардии, сир. Я буду рассказывать об этом своим внукам». Глядя на трубу, торчащую среди сорняков, Джейме думал, дождался ли хозяин своих внуков. «Рассказал ли он им, что сам Цареубийца однажды пил его эль и угощался его сыром и яблоками, или постыдился в этом признаться?» Спросить некого. Те, кто сжег гостиницу, скорее всего убили хозяина вместе с внуками.
Джейме почувствовал, как сжались в кулак его отсутствующие пальцы. Уолтон предложил ему разжечь огонь и перекусить что-нибудь, но он ответил:
– Мне не нравится это место. Поехали дальше.
К вечеру они, оставив озеро в стороне, свернули по проселочной дороге в лес, где росли дубы и вязы. Джейме начал чувствовать дергающую боль в культе, но тут Уолтон приказал разбить лагерь. Квиберн, к счастью, взял с собой мех сонного вина. Пока Уолтон расставлял караулы, Джейме растянулся на земле у костра, головой к пню, пристроив к нему свернутую медвежью шкуру. Женщина заставила бы его поесть перед сном, чтобы поддержать силы, но он устал больше, чем проголодался. Он закрыл глаза в надежде, что ему приснится Серсея. Лихорадочные сны всегда такие яркие…
Он увидел себя нагим, одиноким и окруженным врагами, среди давящих каменных стен. «Это Утес», – понял он, чувствуя непомерную тяжесть у себя над головой. Он дома. Он дома, и рука при нем.
Он поднял ее и согнул пальцы, ощутив их силу. Он чувствовал себя отлично – как в постели с женщиной или как в бою. «Пять пальцев, все налицо». Увечье ему только приснилось. От облегчения у него закружилась голова. «Рука, моя славная рука». Теперь с ним не может случиться ничего худого.