Тихо сказал несколько слов Бурову, и тот позвонил в райотдел госбезопасности.
Через несколько минут подъехала оперативная машина. Эксперт, прибывший на ней, сфотографировал землю возле калитки и уехал. Шугалий посмотрел ему вслед и предложил Бурову пообедать в чайной. Олекса, услышав это, запротестовал, но капитан категорически отказался: не мог представить себе, как он будет обедать и смотреть в глаза Нине, - ведь через час должен допрашивать ее отца.
Шугалий вроде бы уже привык к белым глазам Бабинца, и все же его не покидало чувство, что Федор Антонович не видит его.
Они сидели в кабинете Бабинца у открытого окна.
Сладкий запах каких-то цветов тревожил Шугалия, он пытался вспомнить, что это за цветы, и не мог, наконец вспомнил и даже удивился, что сперва не разобрал запаха маттиолы.
Шугалий заглянул к Бабинцам под вечер, когда сумерки уже окутали городок, и Федор Антонович включил торшер с большим круглым абажуром. Он освещал только часть комнаты возле кресел: молочнобелый приятный свет, не резавший глаза и создававший иллюзию интимности. Только иллюзию. Шугалий был напряжен как натянутая струна: прикоснись - и лопнет, а Бабинец удивлен и несколько растерян. Больше того: Шугалий видел в его глазах страх. Он знал, что Бабинец где-то в глубине души боится его, бодрится и сам себя уговаривает, что нет никаких оснований для тревоги, но все равно страх не отпускает его, леденит сердце, он уже привык к этому постоянному страху, ведь он сопровождает его около тридцати лет.
Но внешне Федор Антонович ничем не выдал своего страха. Благодушно улыбался, и лицо его излучало доброжелательность; Федор Антонович всем своим видом выражал, что готов в меру своих возможностей услужить гостю.
- Кофе? - спросил он. - И рюмку коньяка?
Шугалий отрицательно покачал головой.
- У меня к вам дело, и кофе только будет мешать.
- Кофе делает беседу содержательнее и рассудительнее, прочищает мозги и настраивает на деловой лад.
- И все же мне не хотелось бы... - поморщился Шугалий. Не мог же он сказать, что даже сама мысль о бабинцовском кофе внушает ему отвращение.
- А я с вашего разрешения... - Федор Антонович вернулся через несколько минут с полной чашкой действительно ароматного кофе, поставил на столик между собой и Шугалием; горьковатый запах на секунду забил капитану дыхание, он еле удержался, чтобы не проглотить слюну, и подумал, как побелеет Федор Антонович, когда он задаст только один вопрос, один короткий и конкретный вопрос: "Когда вы, уважаемый Федор Антонович, в последний раз виделись со Стецишиным?"
Шугалий пошевелился в кресле, но не позволил себе даже такой маленькой радости.
- Как хорошо пахнет маттиола, - заметил он.
Федор Антонович кивнул, соглашаясь, и все же сидел в кресле не расслабляясь и смотрел настороженно: слова Шугалия о каком-то деле к нему не могли не волновать его. Вдруг улыбнулся: какие же неприятные дела начинаются с разговора о цветах? Очевидно, этот дошлый капитан узнал о ссоре с дочкой и Олексой, - что ж, это их личное дело, и он никому не позволит совать в него свой нос.
А Шугалий действительно начал с этого:
- Сегодня я видел Нину, она была очень расстроена, и я подумал, что родители в таких случаях...
- У вас, кажется, маленький ребенок, капитан, - сухо перебил его Бабинец, - а известно, что малые детки - малые бедки... И мне хотелось, чтобы моя дочь, пока она ест мой хлеб, слушалась меня.
- Но ведь она совершеннолетняя и сама зарабатывает на себя.
- Полставки в библиотеке - знаете, сколько это?
- На питание хватит. Конечно, это не мое дело, но на Олексу с его теткой свалилось такое горе, что нехорошо обременять Олену Михайловну еще и хозяйственными делами.
- Когда-нибудь все равно придется заниматься ими...
- Когда-нибудь - не теперь...
Бабинец потер руки и захохотал.
- Странно, должность у вас не адвокатская и, должно быть, не часто приходится выступать в роли защитника...
- Напрасно так думаете. Мы защищаем наше общество, сами понимаете, от кого, и тут не до сантиментов. Но без гуманизма и доброты не представляю себе настоящего чекиста. Очевидно, ваша дочь не нуждается в защите. Просто вся эта ситуация возникла после вашего разговора с Романом Стецишиным, и я пришел для того, чтобы выяснить, какие проблемы вы решали с этим господином.
Говоря эти слова, Шугалий не спускал пристального взгляда с Бабинца. Федор Антонович ничем не выдал себя, он не побледнел и не покраснел, сидел прямо, не сводил глаз с капитана, и все же что-то в нем изменилось. Шугалий это сразу понял, но ему понадобилось несколько секунд, чтобы определить, что именно происходит с Бабинцом: у него потемнели глаза. Да, белые, неправдоподобно белые глаза Федора Антоновича вдруг стали почти черными, и Шугалий понял, до какой степени испугался Бабинец