- А если бы не было ветра? - полюбопытствовал Малиновский. - Бурю же не закажешь.
- Собирался незаметно добраться до берега, взять свою лодку и ночью отбуксировать моторку Андрия Михайловича.
- Рискованно. Могли заметить.
- Рассчитывали, что до вечера никто не станет разыскивать Завгороднего, а лодку можно спрятать в камышах. Но поднялась буря, и это помогло Каленику. Правда, потерял велосипедную спицу - должно быть, и не заметил, как наехал на корягу.
- А как же блесна? - спросил Буров. - Как попала к Кузю блесна Андрия Михайловича?
- Бабинец нашел покупателя на лодку Завгороднего. Он взял у Олексы Завгороднего ключи, пошли осматривать лодку, и Федор Антонович стащил блесну. Передал ее Каленику, а тот подбросил Кузю и донес на него, считая, что теперь уже Кузю не выкрутиться.
И верно: у того не было алиби, все было против него... Но все же мир не без добрых людей: и пока у нас есть такие, как Лопатинский, ни одному преступнику не замести следов.
- А какова штучка Бабинец! Этот старый хорек! - воскликнул Малиновский. - Убил Андрия Михайловича, а потом хотел еще и тетку Олексы обмануть!
- Его будут судить за все преступления, - убежденно сказал Шугалий. Ничто ему не сойдет с рук!
- Ненавижу! - твердо произнес Малиновский. - Вечной ненавистью!
Он поднял крепко сжатый кулак, глаза у него потемнели, стали большими, и Шугалий, всматриваясь в них, видел, какова она - настоящая ненависть.