— А он-то как? — спросил Долбачев.
Трофим улыбнулся:
— У водолива на всякий случай хранились салазки на барже; складывает он свои пожитки и дует до дому, в пути христовым именем кормится. Ну, к рождеству домой явится, к своей старухе, отпразднует рождество, крещенье прихватит, престольный праздник, побалагурит с мужиками в своей деревне и снова впрягается в свои санки. Правда, до Астрахани от его деревни не так далеко было, всего-то верст восемьсот. Но он аккуратный был, всегда вместе со скворцами на баржу приходил, Бывало, еще издали кричит: «Здорово, зимогоры! Как зиму горевали? Тут ить, говорит, две выгоды: хлеб дома не ешь, и людей увидишь...» Подумал было и я таким способом, да без привычки не решился. Так и остался па пароходе зимогорить. Приехал приказчик, Константин Федорыч, гладенький такой, глаза навыкате, с приличным брюшком, перетянутым серебряной цепочкой...
— Сказки рассказываете? — недовольно обронил появившийся Расщепин.
Но вскоре он ушел, и Трофим продолжал:
— Так вот и прошла зима. С крыш начала падать капель, «скворцы» снова летят на пароход. Хозяин шлет телеграмму: «Как «Линда», готова ли к навигации?» Вот тут-то и вышла канитель. Надо было старые цилиндры заменить, новые давно были привезены, валялись в лачужке на берегу. Когда же сунулись заменять их, а цилиндрики-то оказались того... не подходят. Диаметр мал. Заказ ли перепутали, или что другое, только не подходят, да и ace. А Бугров снова депешу: «Какого черта молчите! Как «Линда»?» — Тут наш Костюшка засопел, забегал... «Ax ты, батюшки, вот беда. Как же отвечать хозяину?»
— Значит, тупик, — сказал Коротков.
- То-то и оно. А весна того... не ждет. Вода подпирает. Туда, сюда соваться — нигде не берут, завод отказался переделывать. И верно, кому нужда заботиться о бугровском пароходе? Другие-то хозяева только радуются, что у Бугрова с пароходом нелады. Им же больше грузов перепадет... Костюшка наш задумался, стоит около лачужки, перебирает пальцами цепочку на животе. Видит — молодой паренек идет, такой же вот, — кивнул Трофим на Чилима.— «Эй, ты! Федотка! Зайди-ка сюда!» — позвал его Костюшка. — «Ты чего шляешься в такую пору>... «А так, прохлаждаюсь», — отвечает Стрежнев. «Без работы?» — спрашивает Костюшка парни. «Выгнали». — «За что?» — «Вот», — показал он кончик языка. «Хочешь подработать?» — «Неплохо бы», — «Идем со мной! Сумеешь расточить вот эти штуки?» — сунул он цилиндры. «Могу», — сказал Федот. Он раньше токарем работал у Четвергова по ремонту судовых машин, а Костюшка у того же хозяина приказчиком служил, парень он был находчивый, расторопливый, поэтому Бугров его к себе сманил.
«Ну, как?» — спросил Костюшка.
«Сделаю».
«Скоро надо. Сам видишь, что кругом творится... Хорошо уплачу».
«Знаю ваше хорошо, — пробурчал Федот, — А срок?»
«Чем скорее, тем лучше...»
<Ну, брат, скоро хорошо не сделаешь, Тут надо все обмозговать...»
«А сколько за работу?»
«Одну бумажку».
«Ты что, батенька, ряхнулся?»
«Тогда везите на завод...»
«Знаю без тебя. Половину хочешь?»
«Нет», — и Федот пошел к двери.
<Постой, постой. Куда ты, черт тебя дери! За семь красных идет?»
«Ладно», — махнул Федот.
«Когда начнешь?»
«Можно сегодня ночью, только задаточек нужен».
«Да ты что, ей-богу, как будто не знаешь меня».
«Вот именно знаю...» — смеется Федот.
«Хорошо, на, держи!»
«Человечка мне надо на помощь».
«Вон, Трошку возьми!» А мне крикнул: «Дороднов, пойдешь с ним работать!»
Вошел я ночью в лачужку, где свалены цилиндры, а он уже там ходит, как лунатик, сопит и что-то соображает... Я тоже думаю: «Как же он, чертушка, сделает? Заводы отказались, а он берется».