«Так и пишет: «Навсегда твоя». А та старая ведьма сказала, что Надя вышла замуж за этого щеголя-офицера. Ребенок нашелся. Что за чудеса? И понять ничего нельзя. Ага, вот оно что, — новая догадка мелькнула в голове Чилима. — Наверное, когда нашла ребенка, тот офицерик бросил ее, или на фронт его угнали. Вот она и вспомнила старинку...» — думал Чилим. На душе у него от этих догадок стало пасмурно.
Небо хмурилось толстыми серыми тучами, медленно кружился и падал крупными хлопьями снег. На правом фланге изредка громыхала полковая батарея. Левее, где лесок редел и окопы опускались к трясине, то и дело трещали винтовочные выстрелы. Наконец выстрелы смолкли. Жуткая тишина водворилась в окопах, а пухлые снежинки падали и падали без конца...
Чилим прокрался в крытую траншею хода сообщения и, прижавшись к стенке, торопливо начал писать карандашом:
«Надюша, друг ты мой сердечный!
Только что получил твое письмо. Так обрадовался, что не могу сообразить, что тебе и ответить. Ты пишешь, дорогая, что я забыл тебя. Это было бы больше, чем бессовестно. Забыть тебя, твое доброе, горячее сердце и улыбку твою нельзя. Надя, голубушка моя, тяжело мне и горько было слышать от твоей тетушки, что ты вышла замуж за того офицера, которого встретил я в вашем дворе. Вот почему писал я матери и просил ее узнать правда ли это. Если тетя Дуся сказала правду, то я ничего не могу тебе написать, кроме пожелания большого счастья в твоей новой жизни...
Надюша, дорогая моя, еще в прошлом году я писал тебе два письма, но ты почему-то не ответила? Это тоже кое-что мне подсказало... может быть, они не дошли или тебе не передали их? Я не знаю. Надюша, милая, ты пишешь, что наш малыш Сереженька жив и нашелся. Я очень был удивлен и обрадован такой неожиданностью. Как же это получилось? Как было бы радостно прижать вас обоих с Сережкой к своей солдатской груди. Еще кое-что хотел написать, да уж некогда, опять начинают стрелять. Желаю тебе, моя дорогая, здоровья и счастья.
Твой Вася».
Пока Савкин был в отпуске, в полку произошли кое-какие перемены. Полк не отступал и в наступление не ходил, но санитары каждый день и каждую ночь вытаскивали по ходу сообщения убитых и раненых, а также умерших по неизвестной причине. Высланная командованием комиссия определила, что солдаты умирают от эпидемии. Была ли тут замешана злая рука неприятеля или просто болезнь развивалась от холода и недостаточного питания — солдаты не знали.
Вскоре командование дало приказ: полк снять с окопов и изолировать, отправив в тыл.
Февральской темной ночью 1917 года полк отправили в тыловое местечко Пидгайцы где и расквартировали на самой окраине в заброшенном панском поместье. Придя на новое местожительство под крышу панских хором, солдаты почувствовали себя вольготно. Пули здесь не свистели, снег хлопьями за ворот не валился. Ломая заборы панской усадьбы,солдаты могли обогреваться. А когда огляделись да совсем отаборились, разнюхали и насчет съестного.
— Вы ничего не знаете, господин ефрейтор, — докладывали вернувшиеся из разведки Чилим с Бабкиным. — Мы нашли громадные склады продуктов. Вот сволочи, нас в окопах голодом морили, а на станции склады ломятся от продуктов. И чего только там нет: сухарей,галет целые штабели лежат, покрытые брезентом. Все зашито в мешках, а ящиков с консервами и глазом не окинешь. Полно и обмундирования, а мы в окопах почти всю зиму босые сидели. Почему так получается?
— А вы разве не слыхали, что «Окопная правда» писала? — спросил Кукошкин, оглядываясь, нет ли поблизости начальства. — Вот чего, дорогие друзья, за все мы должны благодарить военного министра Сухомлинскова. Это он, сволочь, старается морить нас голодом. Теперь уж раскрыто, что он продался немцам.
— Ну тогда мы сами будем действовать, — заявил Чилим.
— Только осторожнее, ребята, там, наверное, есть охрана, — предостерег Кукошкин.
- Ничего, не беспокойся. Мы нашли такую лазейку — сам черт не догадается... — успокоил Чилим. — А вы в свою очередь, как наш начальник, все-таки поговорите с ротным командиром или с фельдфебелем об этом. Что же на самом деле получается; люди с голоду дохнут, а тут кучами все гниет.