На следующую ночь первый взвод третьей роты был обеспечен на целую неделю сухарями. А после начали появляться и ящики с консервами. Вскоре вся рота зажила на широкую ногу, и «эпидемия» сама со бой начала проходить.
Шел уже март. Вернулся из отпуска Савкин. Отыскав Чилима с Бабкиным, он весело крикнул:
— Здорово, землячки! С новосельем вас!
— Здравия желаем, господин старший унтер! — ответили оба, иронически улыбаясь.
— Ну, как погулял в деревне? Камней, что ли, понабрал? Мешок-то больно тяжелый, — помогая Савкину снять мешок, полюбопытствовал Чилим.
— И не говори, подорожники...
— О! Тогда угощай!
— Давайте кружки, — заторопился Савкин, развязывая мешок.
— Видимо, дома еще справно живут? — спросил Бабкин, подставляя кружку.
- Не знаю, — смущенно ответил Савкин, наливая ему в кружку вонючий самогон.
— Вот так здорово! — заметил Чилим. — Был дома и не знаешь, как живут.
- Вот именно не довелось побывать дома, — сокрушенно вздохнул Савкин.
- Что так? — вопросительно вскинул глаза Бабкин. — Где ж ты проторчал целый месяц?
— Не повезло мне... — как-то хитро улыбнулся Савкин.
— В дороге, что ли, задержали? — спросил Чилим.
— Несчастье случилось, а может быть, и счастье... Не знаю, как вам и сказать. Вот здесь все кружился, недалеко от границы, — начал рассказывать Савкин. — Иду я, значит, на станцию, чтобы сесть на поезд. Совсем уж близко был к станции. Дорога тянет через лесок, а впереди на бугорке деревня маячит белыми хатами. Только вышел из леса, вижу, впереди идет женщина, вязанку хвороста тащит. Я догнал ее, говорю: «Давай помогу тащить». Она молча покосилась на меня, бросила вязанку на землю: «На, неси, что ли». Я взвалил на плечи, несу вязанку, она — мой мешочек с пожитками. И так, слово за слово, разговорились. Донес дрова до ее хаты. Время уже вечер. «Зайди до хаты, видпочинь трохи, — говорит она, — у мене вареники з маслом, повечеряй». «Ладно, — говорю, — тогда придется зайти». Когда она сняла полушалок с головы, сбросила верхнюю одежду, я так и ахнул, думаю: вот это да... Светлые волосы густые-густые, немножко курчавятся около ушей, а глаза, ну что за глаза, такие голубые, как само украинское небо... Ну, думаю, не иначе, как солдатка. Разделся, умываюсь, а сам изредка поглядываю на нее. Она сняла полотенце с гвоздика, подает мне и спрашивает: «Вечерять будем, чи що?» А сама тоже глядит за каждым моим движением, точно кошка за мышью.
Повечеряли мы варениками, поблагодарил я и закидываю мешок за плечо, направляюсь к дверям. А она говорит: «Куда торопишься, отдыхай трохи, хиба дома жинка жде?» — «Да нет, — говорю, — у меня жинки еще и не было». — «Ну, що ж, мабудь, заночуешь ночку?» — «Ладно», — говорю. Так и остался. А на утро снова пошли в лес за дровами. Тут уж забыл и про свою деревню. Так и прожил у нее весь месяц. Теперь договорились: если останусь жив, то после войны обязательно ее заберу с собой. Обещалась ждать. Эх, и славная бабочка... — вздохнул в заключение Савкин.
— А если муж вернется? — спросил Чилим.
— Ну, вот еще, зачем он вернется, когда у нее похоронная? Сам читал.
Савкин еще налил самогона в кружки.
— Ну, за ее голубые глаза! Вот, черт побери, если бы не прыгнул с этим зонтом, где бы я нашел такую добрую бабку, — закончил Савкин.
В это время открылась дверь и на пороге появился рыжеватый прапорщик Малинин, как всегда чисто выбритый и подтянутый.
— Добрый вечер, ребята! Чего это вы потягиваете?
— Болтушку, вашбродь! — весело отозвался Чилим.
— Ну?! Ах, черти, налейте попробовать!
— Сколько угодно! — воскликнул Савкин, подавая кружку прапорщику. — Кушайте на здоровье.
— Это просто замечательно, да, главное хлебная, — крякнув, сказал Малинин.
— Вот, вот, болтушка самая настоящая, — пояснил Бабкин.
— Консервой закусите, — поднес откупоренную банку Чилим.
— Ну, ребята, вы тут совсем хорошо обжились, даже и консервы где-то раздобыли.
— Ничего, не жалуемся. А консервы на завод ходим добывать, — в шутку сказал Чилим.
После второй кружки прапорщик совсем повеселел.
- Вы, ребята, ничего не слыхали? Говорят, в столице что-то упало и прямо вдрызг, вдребезги...
— Может, Петропавловку подмыло, да она в Неву грохнулась? — спросил Чилим.
— А вот и не догадаетесь, — поддразнивал любопытных прапорщик. — Хотите расскажу?
— Савкин! — крикнул Чилим. — Налей промочить горлышко их благородию!
— Есть налить! — весело отозвался Савкин, хватая бутыль.
Прапорщик сел на ящик, из которого только что извлекли последнюю банку для его угощения.