В окнах госпиталя начал голубеть рассвет.
Глава двадцать вторая
На Волге тишина — ни парохода, ни баржи и ни единого плота. Все где-то притаилось, притихло, остановилось и чего-то ждет... Только несколько лодок бороздят зеркальную гладь около горной стороны. Солнце уже перевалило за полдень, но из долины все еще тянет струя теплого воздуха, пахнет смолой. Вода у берега еще теплая, прозрачная. В тихих заводях кружатся сизые ленты налета от керосина, подносимого сверху течением.
Иван Яковлевич Плодущев уже давно сидит на камушке и быстрыми глазами следит за поплавком, ярко мелькающим в сизой глади.
— Клев на уду, ваше благородие! — издали еще кричит Василий Лукич.
— Спасибо, — тихо отозвался бывший пристав, чуть глянув из-под широкополой соломенной шляпы. — Ты что сегодня поздно?
— Делишки были, ваше благородие, — отвечал бывший урядник и, присаживаясь поблизости на камень, начал распутывать лески.
С приходом Советской власти они остались безработными и от нечего делать частенько стали приходить на берег Волги — поудить, поскучать и обсудить кое-какие делишки на вольном воздухе, скрываясь от солнечной жары, а еще больше от людей.
— Ну, как, ваше благородие, клюет немножко?
— Сегодня плохо, Чекмарев. Видимо, чего-то чует... — отвечал пристав, глядя на небо и стараясь отыскать там причину плохого клева. Но в небе чисто, одна светло-голубая пустота. И тем более она раздражает пристава. Он снова переводит свой взгляд на поплавок, а потом на урядника и спрашивает:
— Ну, как, господин урядник, скучно без должности?
— Так точно, ваше благородие, скучно!
— И что ж ты теперь думаешь делать? Поступать ведь куда-то надо?
— Я уже совался в милицию, да не больно-то берут. Нам, говорят, с прошлым не нужно, — печально отвечает Лукич.
— Да, брат, дрянь дела-то, хоть в пастухи иди.
— Тоже вряд ли доверят, — усомнился урядник. — Разве что в подпаски...
Так рассуждали они, сидя на камушках, свесив босые ноги в воду, и от безделья ловили на мух уклейку.
— А ведь вот так десятка три натаскать, ничего что мелюзга, а все же уха будет приличная, — сказал пристав, старательно насаживая на крючок муху и шевеля опущенными по-мужицки усами.
— Ваше благородие! — вдруг во всю глотку заорал Лукич. — Глядите-ка, глядите! Стреляют!
— Где, где? — выпуча глаза, озирался пристав.
— Вон за островком-то. Видали? Опять вода вверх взметнулась.
— Слава тебе, господи, — перекрестился пристав. — Это ж белые подходят, а ты тужил. Вот нам и работа. Давай бежим, надо подготовиться.
Они торопливо начали свертывать лески.
С приходом белых их верные слуги — пристав и урядник — ожили и снова горячо принялись за работу.
Только штабной пароход белых успел причалить к пристани, как они явились на палубу и предложили свои услуги.
— А! Здравствуйте, дорогой мой друг, Иван Яковлевич! — воскликнул полковник Степанов, пожимая крепко руку Плодущеву. — Ну, как, дружище, дышим? Красные тебя еще не поймали, не расстреляли?
— Как видите, господин полковник, бог миловал, нахожусь в полном здравии и без вакансии.
Подхватив под руку Плодущева, Степанов вместе с ним направился в штабную каюту.
— Присаживайся, закуривай, — пододвинув серебряный портсигар, сказал полковник. — Ну-с, как изволили поживать?
— Лучше спросите, господин полковник, что имеем проживать, — не без иронии сказал Плодущев.
— По старой дружбе, не желаете ли поступить к нам на службу?
— По-моему, и спрашивать не нужно, насчет этого и пришли.
— Вот и отлично. Я надеюсь на ваш опыт. Вы будете нам очень полезными помощниками. Вы с урядником здесь люди свои, всех отлично изучили, вот это-то для вас и ценно.
— Будем стараться, господин полковник, - радостно ответил пристав.
— Вот чего, Иван Яковлевич, для пользы дела, приходите вечерком попозднее, все оформим, потолкуем, будете по-старому жить дома, а службу сами знаете, какую должны нести... Дайте указания и вашему уряднику. Итак, с сегодняшнего дня вы оба находитесь на службе. Вечером получите обмундирование и оружие. А теперь — с богом. Вечером жду.
— Благодарю вас, господин полковник, — откозыряв, вышел Плодущев.
Встречая на мостках пристава, Лукич спросил:
— Ну, как, ваше благородие?
— Все в порядке. Мы уже на службе. С тебя приходится магарыч.
— Да уж как-нибудь обмоем нашу новую службу, — улыбаясь во всю физиономию, ответил урядник.