— Да, положение, черт побери, — вздыхая, проворчал пристав.
— Ну, ты и дурак, Лукич, — сказал после некоторого молчания пристав. — Надо было его еще в дороге пришлепнуть.
— Нельзя было, вашбродь, капитан приказал привести на пароход, — сознался урядник.
— Что ж делать, коли так, Иди, обрабатывай хозяина.
— Вашбродь, сейчас еще рано, светло, вот немножко стемнеет, схожу, притащу его сюда, вы сами еще поговорите.
— Что же теперь делать?
— Придется вздремнуть до вечера.
Когда в саду совсем уже стемнело, пристав толкнул в бок урядника:
— Иди, иди к хозяину-то.
— Слушаюсь, — сказал Лукич, вылезая на четвереньках из стога.
Озираясь по сторонам, он пробрался к дому Расщепина. Услыхав во дворе покашливание хозяина, он спросил:
— Не спишь, Петрович?
— Кто это там? — спросил из-за калитки Расщепин.
— Мы это, мы. Выйди-ка на минутку, в стогу у тебя спасаемся.
— Теперь понял, — отпирая калитку, проговорил Расщепин. — Чего вы там на холоде сидите, зашли бы в горенку, погрелись, ведь кругом тихо, спокойно.
— Нет, нет, ты уж лучше к нам зайди, — отозвался Лукич.
— А может быть, чего-нибудь принести для подогревания? — заикнулся Расщепин.
— Есть, так захвати.
— Прошлый раз согрешил, выгнал немножко. Гостей ждал. А тут вот эфти сволочи нагрянули, мои гости-то и сбежали.
— Ну-ка, давай, тащи. И их благородию будет повеселее, не то, он совсем заскучал.
Вскоре, вползая в «убежище», Расщепили шептал:
— Где вы тут, мои родные зимогоры? Ну, как устроились? Не продувает, не холодно? Нате-ка вот погрейтесь... — Он подал бутылку первача и плошку с солеными огурцами, накрытую краюхой хлеба.
— Вот спасибо, — шептал пристав. — Все это хорошо, Петрович. За все мы тебе благодарны. Но вот загвоздка, чтоб тебе было не опасно, что мы в твоем стогу сидим, да и нам не зимовать здесь, переправь-ка нас к белым.
— Как же я могу вас переправить? — озадаченно засопел Расщепив.
— А вот Лукич тебе пояснит, у него вроде недурно получается.
Урядник выложил перед Расщепиным свой план побега.
— Значит, за туманом? — переспросил Расщепин. — А если накроют, тогда как?
Оба замолчали.
— Надеясь на бога, авось и проскочим, — вставил пристав. — Сам видишь, если накроют здесь, еще хуже тебе и нам.
— Это все верно, да переехать-то как? — Расщепин снова замолчал.
— Как фронт проедем, мы на берег, а ты обратно, — пояснял Лукич.
— Все понятно, только ехать-то обратно придется около берега, — могут красные сцапать, а от них пощады не жди.
— Обратно всего проще. Если поймают, скажешь — лодку унесло или угнал кто, за ней, мол, и ходил, — не отставал Лукич.
— Ладно, будем подготавливаться, — согласился Расщепин.
Глава двадцать третья
Весь следующий день Расщепин готовился к отплытию с приставом и урядником. То он выходил посмотреть на Волгу, то подходил к стогу и докладывал начальству, что по берегу и в деревне все обстоит благополучно, то укладывал в мешок съестные припасы. Вот и настала желанная ночь, небо покрылось звездами, на высохшую отаву легла обильная роса. От озер и затонов поплыл густой туман, обволакивая Волгу и ее гористые берега. Расщепин, тряся длинной бородой и озираясь по сторонам, пробирался к лодке, а вслед за ним, с оружием и мешком расщепинского провианта двигались фигуры пристава и урядника. План удался. погрузились в лодку и отъехали незамеченными. Расщепин посоветовал своим пассажирам лечь па дно лодки и прикрыл их парусом. Когда выехали на середину Волги, он перекрестился и, прошептав «Пронеси, господи, без задиринки...», — сложил весла.
Лодка чуть покачивалась, поворачивалась на водоворотах и тихо плыла, уносимая течением. «Скорее бы сбросить свой груз», — думал Расщепин, не на шутку беспокоясь о своей судьбе.
— Сколько уплыли, Петрович, — прошептал пристав, высунув голову из-под паруса.
— Жаль, часов нет, можно было определить точно, на перекате вода течет пять верст в час. Стоп, тише, — прошипел Расщепин. Его ухо уловило отдаленный колокольный звон. — Три часа пробило. Верст тринадцать укатили.
— Как ты узнал? — спросил пристав.
— В колокол-то три раза ударили. Это сторож часы отбивает.
— Спишь, Лукич? — ткнул в бок урядника пристав.
— Никак нет, ваше благородие.
— То-то, будь начеку, сейчас самое страшное...
Время шло, лодку несло все дальше. Нигде не стреляли, никто не окрикивал, только туманная мгла колыхалась между берегами, да тихо шептались волны.