Глава двадцать пятая
Проснувшись утром, Василий смотрит в окно, за которым ветер, бушуя, срывает желтые листья с тополей; листья кружатся в воздухе, как жаворонки, и падают без конца... А с обеих сторон Чилимовой койки вздыхают, ворчат и охают больные. Ночью в его палате двое умерли. Рана ноет, на сердце тоска. Он переводит свой взгляд на дверь. Входит сиделка, раздает пайки хлеба больным, кладет и для Чилима на тумбочку у изголовья.
Но Василий продолжает смотреть на дверь, и улыбка озаряет его лицо: появляется Надя с узелком в руке. Она подходит легкой, быстрой походкой.
— Ну, как сегодня спал? Чего хочешь покушать? — жмет руку, проверяет пульс и, улыбаясь, говорит: — Все нормально.
— Когда же ты Сережку приведешь? — спрашивает Чилим.
— Никогда, — отвечает Надя. — Как поправишься, сам пойдешь к Сережке.
— А почему не приведешь?
— Сам видишь, — повела в сторону глазами Надя.
— Ну-ну, понимаю. Буду ждать и поправляться, — покорно говорит Чилим.
— Вот тебе суп, ешь, пока горячий. — Надя ставит на тумбочку миску, в которой плавает жирный кусок мяса.
Она торопливо уходит.
С каждым днем Вася становится свежее, веселее. Через три недели Чилим начал ходить, а в конце октября его уже выписали из госпиталя, Когда Василий получил документы и обмундирование, Надя отпросилась с работы пораньше, и они вместе отправились к ней на квартиру. Придя домой и сбрасывая пальто, Надя сказала:
— Ну, раздевайся, я ведь одна живу, теперь стесняться некого.
Она побежала в кухню, живо поставила самовар.
— В военкомат-то я сегодня уже опоздал, — сказал Чилим, обнимая сына.
— Так бы тебя и пустила сегодня в военкомат. Нет уж, ты сегодня мой.
Сережа все время лез на колени к Чилиму и спрашивал:
— А когда мы с тобой, папка, пойдем рыбачить?
— Скоро, скоро, милый, пойдем или поедем на пароходе к бабушке Ильиничне в деревню, — ты ведь знаешь бабушку Ильиничну, у которой жил, — и там будем рыбачить.
— А удочку ты мне сделаешь?
— Обязательно, самую хорошую.
— Ну, кажется, подружились, рыбаки, — сказала Надя, целуя обоих.
«Как бы хорошо было, — думала она, — если бы Васю оставили в городе, а то могут снова отправить во флотилию».
Ночь пролетела быстро. Утром, складывая в мешок Чилиму белье и другие необходимые вещи, Надя спросила:
— А может быть, тебя здесь в городе оставят?
— Может быть. Кто их знает.
— Ты подожди, вместе пойдем, — сказала, собираясь, Надя.
— И я с вами! — вскакивая с постели, закричал Сережа.
— Нет, нет, милый, я ведь на работу, а ты пойдешь к тете Маше.
Проводив сына к дворничихе, Надя отправилась вместе с Чилимом к военкомату.
— Ты все-таки попросись, может быть, оставят здесь, — говорила Надя Чилиму, прощаясь у ворот военкомата.
Желание Нади исполнилось: его зачислили в отряд особого назначения при Казанском Советском полку, который вел борьбу с контрреволюцией и бандитизмом в Казани. При отступлении из города белые ушли не все; оставшиеся офицеры возглавили бандитско-шпионскую подрывную работу. Некоторые сумели пробраться в части Красной Армии и там шпионили и вредили, а некоторые с оружием в руках вели войну против Советской власти на улицах — из-за углов и заборов убивали патрулирующих красноармейцев, отбирали оружие и скрывались. При очередном таком налете патрулями был пойман один из этой шайки, назвавший себя Сладковым. Он сообщил начальнику отряда, что их шайка состоит из шестидесяти шести человек, все вооружены винтовками, наганами и смитами, есть и гранаты. Командует всеми белый офицер Черновицин.
— Будешь сопровождать нас по всем этим бандитским гнездам? — спросил командир отряда.
— Если не расстреляете, все места покажу, — согласился Сладков.
На следующую ночь часть отряда во главе с командиром отправилась на поиски бандитских мест. Вел Сладков, одетый в красноармейскую шинель и фуражку с красной звездой, с незаряженной винтовкой в руках.
— Вот здесь их штаб, — показал он на двухэтажный дом на улице Подометьево. — Тут они собираются ночью и получают задания на мокрые дела...
— Сладков, — сказал командир отряда, — если вздумаешь бежать, то так и знай; первая пуля тебе.
— Да не побегу я.
Отряд еще не успел подойти к дому, где находился бандитский «штаб», а из окон уже затрещали выстрелы.
— Ложись! — крикнул командир.