— Бывайте здоровы! Кланяйтесь творожникам...
Глава седьмая
На Волге лед прошел. Дни установились ясные, тихие. Кустарники начали сбрасывать скорлупу, на ветках появились клейкие листочки.
Расщепин только бородку поглаживает и чувствует сёбя князьком на плесе. «Воруют у меня, должно быть, рыбу. Везде нужен свой глаз», — думает он, отправляясь проверять очередной улов.
— С верхней начнем? — спросил его Трофим.
— Начинай с верхней.
— Ну-ка, Васятка, ударь посильнее левым,— приказал Трофим, поворачивая лодку к верхней кладке. — Что такое, Петрович? Кладки-то нет?! Ты, Васька, видно, плохо ее причалил.
— Нет, я хорошо привязывал.
— А ну-ка, выпрыгни, взгляни!
— Отрублена! — крикнул с берега Чилим...
Кладку подготовили, Чилим помогает Трофиму поднимать.
— Гляди, гляди, дядя Трофим, телега выплыла.
— Осподи Сусе, — перекрестился хозяин. — Отродясь не помню, чтобы телеги попадали...
— Ничего, — весело успокаивал Трофим, рыба вам, телега нам на водку. Не возражаешь, Петрович?
— Ладно уж, глохчите... — маханул рукой Расщепин.
Вдруг он побелел, глядя за борт... Трофим тоже напугался, увидя перемену в лице хозяина.
— Тащи, тащи! — закричал хозяин дрожащим голосом.
Трофим быстро выдернул ванду, из которой на слань лодки выпала стерлядь, она не могла пролез в ванду и застряла головой в горловине.
— Вот это, действительно, божья благодать, — хватая обеими руками рыбу, произнес Расщепин. — Михайлов за нее по рублику отвалит. У него все духовенство рыбой кормится, а они стерлядку во как любят... Да и губернатор иногда присылает лакея. Какой же это шайтан телегу привязал? — рассуждал вслух Расщепин.— Разве бакенщики озоруют?
Трофим раскатисто засмеялся.
— Тоже, скажет Петрович... У кого вы из бакенщиков видели телегу? У Кислова? Или у братьев Соловых? Вечные бобыли, всю жизнь перекат караулят...
Кладку восстановили, телегу вытащил на берег. На обратном пути заехали к Кислову.
— На ваших вандах, Петрович, вчера порыбачили карташовцы, — доложил бакенщик. — Иду утром, когда загасил сигнальную веху, вижу — к полуцепку телегу прилаживают. «Что вы делаете, мошенники!» — кричу им с яру. «А хотим вот рыбки на уху достать. Причалим за эту жичину и лошадью выдернем, вся рыба наша. Ты подожди, не уходи, и тебе достанется». Один торопится, привязывает, а другой топор наготове держит. Гони!» — кричит первый. Тот закружил вожжами, да не тут-то было, лошадь потащило вместе с телегой в воду...
Руби!» — кричит второй, хватая лошадь за поводья...
— Ишь, подлецы, лезут к воде, а не знают законов, — ворчал Расщепин. — На-ка тебе, — подал он пяток самых мелких, как подпилки, стерлядей. — Да коли что — поглядывай, гони их с берега...
— Хорошо, Петрович, будем поглядывать.
— Ну, Васька, давай на сакму, здесь хоть и недалеко, да вода быстрая.
Чилим выскочил с бечевкой и потащил лодку. Подобрал на заплестке электрическую лампочку, показывая Трофиму, закричал:
— Гляди, дядя Трофим!
А вечером, когда высадили рыбу в прорезь, Чилим вычистил лодку, все прибрал и начал пристраивать в шалаше лампочку. Но, привязанная на веревочке, она не светила. Чилим видел такую же лампочку на конторке, когда приходил савинский пароход — она висела в пролете. «А все-таки я добуду ее, только бы Рябинин не увидел... Он больно дерется, когда лезут ребята на конторку...» — думал он, доедая из котелка похлебку.
— Ну, скорее, — крикнул хозяин Чилиму. — На пристань меня свезешь. Иди, Трофим, складывай рыбу в корзины...
У Чилима учащенно билось сердце от быстрой езды через Волгу и больше от того, что он задумал.
— Шабаш! — крикнул Расщелин, поворачивая лодку и шалман, между пароходом и конторкой.
— Ближе, ближе! Сюда! — кричал с конторки урядник.
— Может, отделить на ушку свеженькой-то? — приветливо кланяясь, спросил Расщепин.
— Оно бы, конечно... Да куда я положу ее, сам знаешь, времена запретные... Пусть малыш твой снесет на квартиру, тут недалеко, — ответил урядник.
— Я знаю, — завертывая в фартук десяток стерлядей, сказал Расщепин. — Ну-ка, Васька, топай!
Чилим помчался по пыльной дороге, кляня и хозяина и урядника. «Вот протаскаюсь с этой проклятой рыбой, а пароход уйдет, опять останемся без лампочки...»
Пока пароход разгружался, урядник напутствовал Расщепина.
— Вот чего, Петрович, как приедешь на Устье, встретит тебя водяной, скажи, от Василия Лукича, дай ему рыбы на уху и деньгами двугривенный, хватит ему, он и так разжирел на этом месте... Скажи, Лукич, мол, тебе кланяется. Пусть проводит до рыбной лавки, я, мол, просил.