При всем этом Расщепин с Хомяком голов не вешали и даже радовались, что сумели сохранить порядочные запасы хлеба в таких надежных тайниках, что даже продотрядники и свое время не могли до них докопаться. Теперь они за бесценок скупали скот у мужиков.
— Ты, Петрович, слыхал? — спросил Хомяк.
— А что, новости есть? — заинтересовался Расщепин.
- Ну, брат, ты совсем от жизни отстал... Разверстку-то - долой!
— Правда?!
- Вот те и правда! Теперь продналог будет.
— А он, может быть, еще крепче нас затянет?
— Как бы не так! Он вдвое меньше, я земли засевай сколько хочешь. И работников, слышь, нанимать разрешили. Чуешь, куда идет... Выходит, без нас у них опять ничего пс получается, — торжествовал Хомяк, выпячивая живот и поправляя поясок.
— Постой-ка, никак еще кто-то заколачивает окна? — устремил вопросительный взгляд вдоль улицы Расщепин.
— А разве не видишь, твой бывший батрак, активист Чилимка... Ему тоже туда гласит дорога... Вчера только вернулся, уже заколачивает свою лачугу.
— Вряд ли в Сибирь черт его унесет. Чай, в Казани у своей зазнобы приютится. Помнишь, в восемнадцатом году все в шинели ходила по деревне да моих работников мутила, — сказал Расщепин.
— Как не помнить, таких тварей век не забудешь.
Чилим действительно приехал в деревню, но не для того, чтобы поселиться здесь. Он решил забрать из дома пожитки, которые не смогла увезти мать. Забивая последние гвозди в дверь, Чилим подумал: «Да, хорош у нас вид, да невесело жить». Долго прощался с Волгой, вздохнул и, взвалив узлы на плечи, отправился к пристани. В городе Чилим начал сразу же искать работу. Эта оказалось не так просто. Куда ни приходил на производство, первым долгом спрашивали: «А что вы умеете делать?» После ответа следовал отказ, и Чилим шел с поникшей головой на квартиру.
Решил он тогда навестить старого приятеля Дернова. Завидя гостя, Дернов пошел навстречу.
— А, друг любезный, Василий Иваныч, здравствуй! — крепко нажал руку Дернов. — Ну, как поживаем, чего поделываем?
— Баклуши бьем, Тихон Кузьмич, — кисло улыбнулся Чилим.
— Как так?
— Эх, Тихон Кузьмич, не везет мне, нигде не могу устроиться на работу. Пришел к вам, может, посодействуете?
— А на какие производства ты ходил?
— Был у Козлова, у Кроля... Все говорят, свертываем производство.
— Эх, Василий Иваныч, ты совсем не туда ходил. Это же частники! Да, они действительно свертывают свое производство, а тебе нужно устраиваться на государственное предприятие. Ты как здоровьем, ничего себя чувствуешь? Черную работу выполнять сможешь?
— Какую угодно, только бы работать.
— Знаешь чего, Василий, у меня есть знакомый инженер по фамилии Секлюцкий. Он городскую канализацию прокладывает. Если хочешь на земляные работы, возьмет.
— Куда угодно, талью бы работать, — обрадовался Чилим.
— Если так, то дело обстоит проще. — Дернов вытащил листок бумаги и быстро начал писать. — На вот, иди, и завтра же будешь работать.
— Благодарю вас, Тихон Кузьмич...
- Постой-ка, чуть было не забыл .. Ты на бирже труда записался?
- Нет еще.
— Эх, голова! Туда нужно обязательно записаться. Они бывших красноармейцев должны посылать на работу наравне с членами профсоюза и в первую очередь. Секлюцкий-то тебя и так возьмет, но ведь эта работа временная, а туда все-таки сходи, запишись.
— Обязательно! — крикнул, уходя, Чилим.
На следующий день он вернулся домой в самом веселом настроении и сказал Наде, что теперь он рабочий человек.
— Не беспокойся, на земляных работах я временно, а потом, может быть, подыщется и другое дело, — успокаивал он.
- А я и не думала беспокоиться. Чего только делать не приходилось, когда в госпитале на фронте была.
Работа у Секлюцкого была сдельной: платили с выработки. Чилим начал зарабатывать хорошо, но через два месяца работы закончились, он получил расчет.
Однажды за вечерним чаем Надя обронила:
- Как я свежей рыбы хочу...
Чилима задело за живое.
— Завтра же пойду наловлю.
— И я с тобой! — закричал Сережа, подбегая к отцу.
— Я ведь рано пойду, ты еще будешь спать.
— Нет, не буду.
— Да возьми уж, — шепнула Надя.