— Меня все зовут Васькой.
— Так вот чего, Василек, вези нас на ту сторону. Лене нравятся луговые цветы, — Надя кивнула на сидящую рядом белокурую девушку с черной маленькой родинкой на левой щеке.
— Посмотри, Лена, а правда он хорош? Глаза-то у него, как васильки.
— Больно смуглый, цыган.
— Ну что ты, Лена, разве не видишь — это загар.
А Чилим, не слушая их, только сильнее нажимает на весла. Лодка быстро режет тихую зыбь волн.
— Ты красиво работаешь веслами, Василек, — с улыбкой замечает Наденька.
— Умею!
— А сколько тебе лет? — не унималась она.
— Двадцать первый идет с Василия великого.
— Смотри, Лена! На том берегу кустики, травка зеленеет...
— Нет уж, отзеленела, ушки-то повесила, желтеть начала, — вмешался в их разговор Чилим.
— Э,то по-вашему пожелтела, а по-нашему зеленеет...
«Много ты понимаешь в траве», — подумал Чилим.
— Вася! Вы почему так бедно живете? — спросила Надя.
— Как бедно? — не хотел сознаться Чилим. — Изба есть, лодка есть, снасти тоже имею. Где ж бедно?
— А почему у вас не учатся? Народ здоровый, красивый, а неграмотный?
— А зачем нам грамотные?
— Ну как зачем? Чтобы читать, писать.
— У нас писарь в волостном правлении за всех пишет, только чернила да бумагу подавай... Опять, наверное, скоро деньги собирать будут на бумагу.
— А ты учился?
— Как же, три зимы время потратил, да толку-то что.
— Почему так мало?
— Говорят, еще много. Хотел на четвертую идти, да требуют — денежки плати, ну и выдворили. Вот богатым хорошо, почет и уважение, несмотря что бестолочь... А в веслах-то и неученому работать можно. Эх, заболтался я с вами, лодка-то на мель встала, приехали.
— Вася, приткни лодку к берегу, мы купаться будем, а ты возьми вот эту книжечку да почитай.
— Валяйте, купайтесь, а я пойду в кусты, прутков нужно нарезать для корзинки.
Девушки выкупались, на песке повалялись, цветов в лугах набрали. День клонился к вечеру. Вернулся Чилим с пучком зеленых прутьев па плече, молчаливый и задумчивый.
— Ну, что ж, обратно едем? - спросил он своих пассажирок.
На обратном пути все как-то неловко молчали. Когда Наденька вылезала из лодки. Чилим подал ей руку, чтобы не шлепнулась в тину. Она крепко сжала мягкими белыми пальцами загоревшую руку Чилима.
— Спасибо, Вася! Значит, завтра в поле?
— Обязательно.
— Зайди, я тоже пойду с тобой, мне охота поглядеть, как жнут...
— Ничего не выйдет, я ведь рано пойду, вы еще будете спать.
— Ну что ж, все равно велю тете Дусе меня разбудить, она у нас рано встает.
«Вот привязалась...» — незлобиво подумал Чилим, глядя вслед уходившим барышням.
Глава вторая
Поздней ночью в маленьком домике, смотревшем окнами через пустырь на Волгу, все спали крепким сном. Тетя Дуся, освободившись от дневных забот, тихо всхрапывала и прищелкивала языком. Одной только Наденьке не спалось в эту теплую ночь. Ей было душно под кисейным пологом. Где-то за печкой звонко трещал сверчок, все время путал и перебивал девичьи мечты... «Бедность...» — вздохнула она, перевертываясь на мягкой постели. Эта бедность, точно заноза, больно вонзилась в ее сердце. Подсев к окну, она раскрыла узенькие створки и откинула занавеску. Взгляд ее то останавливался на темных окнах Чилимовой избенки, то скользил по широкому волжскому разливу, где в ночной дремоте тоскливо светились огоньки бакенов.
Шум волн от прошедшего парохода долетел до чуткого уха Нади. Долго сидела она в задумчивости. Полная луна кочевала по небу, медленно и таинственно передвигая тени от низеньких почерневших избенок и стройных высоких груш, шелестевших мелкой дробью листвы. Где-то в соседнем дворе хрипло прокричал петух.
«Видимо, за полночь перевалило... — вздохнула она. - Спит, что ли», — и снова ее глаза устремились на Чилимовы окна.
Уснула Надя лишь под утро.
Чилим проснулся рано, торопливо начал собираться.
«Поработаю на утрянке, по росе сыпаться не будет», — думал он, умываясь холодной водой.
— Ты, Васенька, не больно торопись, а жни почище да поскорее... — советовала мать, складывая продукты па обед Чилиму в маленькую корзину.
— Вот уж этого я не пойму, мама, — ласково возражал Чилим, — и не торопись, и жни поскорее. Как это?
— Ну, да ладно, иди уж, — сказала мать.
Выходя на улицу, он нарочно сильнее стукнул дверью сеней и посмотрел с маленького крыльца через улицу. Утренний прохладный ветерок колыхал занавеску в окне дома, где жила Наденька. Чилим громко кашлянул и пошел вдоль улицы к полю. Поворачивая в переулок, он оглянулся. Улица была по-прежнему пуста, только длинные тени легли от крыш на пожелтевшую лужайку, а на стеклах Наденькиных окон играли солнечные блики.