— Да уж, слава тебе, господи, любо-дорого глядеть, как голубки воркуют, — прервав речь пристава, выскочила из-за печки, низко кланяясь, жена Байкова - Анфиса Пантелеевна. — Наконец-то, родненький, пожаловал! ждали, ждали.
— Извини, свахонька. Служба государева, все дела...
— Садись, родной, садись.
Пристав улыбнулся, окинув стол глазами знатока, и присел рядом с зятем. Вошел хозяин.
— Ты, Пантелеевна, светленького поставь, Иван Яковлевич лучше его уважает.
Появились бутылки водки, жбан с шипящей медовой, разливалась в тарелки стерляжья уха. Явился Днищев с Александрой Федоровной.
— Вот он как, толстый! — заголосила Плодущева. — Я его дома жди, а он вон залетел куды!
— Это я его, свахонька! Приступом взял! Ничего, что без погон, я, брат, герой! — весело потирая руки, топтался около гостей Байков.
— Со светленькой начнем? — спросил, наливая стаканы, Байков.
— Ну, с праздником, со свиданьем!
— Дай бог, не последнюю! — весело крикнул пристав, поднимая стакан.
Выпили, приступили к закуске. Днищев во время обеда перекинулся несколькими словами с хозяином и приставом о новостях в городе, а также шепнул на ушко обоим о Ланцове. Байков с приставом многозначительно переглянулись, но общий разговор продолжался так же шумно и в том же веселом духе.
— Трахнем по маленькой! — предложил Байков, наливая стаканы.
Но пристав в это время насторожился. Брови его вопросительно поднялись, а глаза еще больше выпучились.
— Петр Ефимыч, взгляни-ка, кто там проскакал?
— Стражник какой-то к вашему дому, — сообщил Днищев, высунувшись в окно.
— Меня ищут, — произнес пристав, высунувшись в другое окно.
А стражник на взмыленной лошади катил во всю прыть к дому Байкова.
— Вот ведь наша служба, — сказал Плодущев, посмотрев на Анфису Пантелеевну. — Ни выпить тебе, ни закусить не дадут. И рад бы иногда забежать к вам, а оно вот всегда так...
— Здесь вашбродь? — подбежав к окну, козырнул стражник.
— Ну здесь. В чем дело? — сердито крикнул пристав.
- Вашбродь! Срочный пакет от господина Чекмарева!
— Подай свода! — пристав выхватил пакет, разорвал трясущимися руками. При чтении глаза его забегали, брови насупились.
— Дело дрянь, сват! Твои рабочие взбунтовали на пристани...
Байков выскочил из-за стола и забегал по комнате.
— Как же теперь, сват!
— Ничего, ничего! Я сейчас с командой задам им жару... — застегивая китель, торопился пристав.
— На-ко, еще на дорожку-то! — совал налитый стакан Байков.
— Нет, нет, не могу, служба...
— Как же мне, сват?
— После, после! На пароходе, когда усмирю.
— Батюшки, что это за напасть, — голосила Плодущева. — Ты сам-то уж больно вперед не лезь!
Но пристав уже не слушал слов супруги. Запыхавшись, он бежал в участок.
— Живо! Лошадей! Оружие! Бунт! — кричал он.
Глава седьмая
Июньская ночь. Сильный предутренний горыч гнал к Волге черные тучи. Они, наседая одна на другую, сливались в густую громадину и грозили разразиться ливнем. К шумевшему косматым ивняком берегу медленно подползал из темноты неуклюжий, как черепаха, буксир, подтягивая деревянную баржу. Свисток, а за ним рупор разорвали ночную тишину:
— Эй! На барже! Отдай якорь!
— Ближе давай! Куда тя черт вытащил? Здесь крутояр, — пропел тенорок с баржи. Грохнулся в черноту якорь, проскрежетали цепи. И снова шум листьев ивняка да свист ветра в оснастке высокой мачты.
- Отдай буксир! — вырвало ветром из рупора.
— Под какой груз? Чья баржа? — прогремел сиплый бас с берега.
— Байкова! Под шпалы! — пел все тот же тенорок с баржи.
— А куда вас леший затащил? Спускай ниже к штабелям!
— На якоре стоим! Чего раньше спал? Да кто орет-то? Бадьин, что ли?
— Он! — сердито отозвались с берега.
— Кирилл Захарыч! Мое нижайшее! — летело приветствие с баржи.
Ветер трепал и раздувал полы поддевки на высокой фигуре приказчика. Близилось утро. Между клочьев разорванной ветром тучи загоралась заря. Баржа подводилась к берегу, учаливалась, опускались сваи, готовились мостки. Начали появляться грузчики.
— Кириллу Захарычу! — крикнул подошедший Перов.
— Ну как, Перов, на работу все сегодня выйдут? — осведомился Бадьин.
— Придут-то все, — снимая подушку и кладя на траву, сказал Перов. — Да толку-то что, гляди, как заря-то горит.