Народ толпился за околицей. Где-то плачет женщина. Побрякивая колокольчиками, заливается саратовская гармоника. Пронзительно свистят ребятишки.
— Васятка! Давай сюда! — кричат рекруты.
— Эх, едят тя мухи! Как же гармониста? — раздается с телеги.
— Микитаха! Лезь на коренника! — советуют гармонисту.
Он, тряхнув кудрями соломенного цвета, взбирается на лошадь, усаживается лицом к телеге и, тряхнув колокольцами, снова выводит: «Последний нонешний денечек...» Слезно голосят женщины, машут платочками девушки, вытирают глаза старики. Свистят вожжи, хлопают кнуты, чавкает грязь под конскими копытами. Моросит дождь.
Подводы медленно отделяются от толпы и скрываются за бугром. Пятеро рекрутов, сидящих вместе с Чилимом, веселы от выпитой водки. Но только скрылись с глаз провожающие, а затем — в пелене дождя — крыши родных избенок, как сердце каждого сжала тоска...
На следующий день новобранцы оказались на грязном дворе воинского начальника в Свияжске.
Выкрики команд, фамилий, брань — все слилось в сплошной неумолчный гул.
Вечером, очутившись в своей команде, Чилим подумал:
«Что за дьявольщина... Где же земляки-богатеи?..»
— Кого выглядываешь? — подмигнул Чилиму курносый веснушчатый парень.
— Да богачей наших чего-то не видать...
— Эге! Чего захотел! Чай, дальше Казани воевать-то они не поедут.
Утром выстроил дядька Чилимову команду и объявил:
— Кто желает в Спасск?
— Мне можно? — робко спросил Чилим, высунувшись из строя.
— Вот чего, браток, тут нужна, знаешь ли, специальность...
— Какая?
— Небольшая...
Василий, догадавшись, кивнул головой.
Завернутые в тряпку полштофа определили «специальность». Бумага, где значилась фамилия Чилима, из стопки трехсот перешла в стопку пятнадцати.
На станции Вязовые заботливому дядьке удалось поместить рекрутов в классный вагон поезда, идущего в Самару, за что он был вознагражден бутылкой водки и полным рационом суточного пайка всей команды. В Самаре новобранцев принял старший унтер, строгий службист, сверхсрочник.
Началась новая жизнь Чилима...
Когда в Самаре снова производилась посадка в вагоны, Чилим в шутку крикнул:
— Господин дядька! Вы что же нам классный вагон не отхлопотали?
Но старый службист, видимо, шуток не любил.
— На-ко вот, пятиклассный! — сунул он кулак под нос Чилиму.
— Разве так встречают? — всполошились остальные.
— Коли так, то мы...
— Кто это мы? Я вам покажу... — горячился унтер, маршируя, как заводная кукла. — Мы сейчас конвой спросим...
По перрону проходил взвод солдат с винтовками на плече.
— Вы чего! — крикнул усач, на погоне которого белели три ленточки, — Марш в вагоны, сволочи несчастные!
Подталкивая в спину кованым прикладом винтовки, загнали новобранцев в вагоны. Чилима усадили в отдельный вагон, под особый присмотр заслуженного дядьки-унтера. Прогудел паровоз, лязгнули буфера, скрипнули и застучали колеса... Поезд пошел на Дальний Восток.
Глава девятая
Несладко жилось Алонзову в тюремной больнице: сильно беспокоила рана, а больше всего угнетал тюремный режим.
— Ну, как больной? — спросил незнакомец в белом халате и накрахмаленном колпаке, позвякивая шпорами.
— Безнадежно! — махнул рукой врач. — Большая потеря крови, теряет сознание, бредит...
— Чем?
— Да все бурлацкими прибаутками.
Незнакомец нахмурился, постоял, молча, пристально вглядываясь в больного, затем повернулся к рядом стоявшему низенькому человеку в золотом пенсне.
— Что делать, господин Прутов?
— Придется отложить, — пожимая узенькими плечами, медленно проговорил Прутов. — Постарайтесь под-лечить, через недельку еще заглянем.
— Слушаюсь, — низко поклонился врач.
А в это время на широких теньковских улицах все чаще начали появляться неизвестные личности.
— Эй, малыш! Покажи-ка, где дом Алонзовых? — крикнул человек с портфелем в руке и черной шляпе, низко надвинутой на глаза.
- Это, дяденька, дальше, на краю села, - ответил веснушчатый мальчуган, выглянув из овражка.
— Что вы тут? — поинтересовался незнакомец, остановившись на краю овражка.
— Мы, дяденька, мельницу хотим выстроить, на четыре поставка, как у Пронина! — кричали мальчуганы из овражка.
— Так где же дом Алонзовых?
— Пошли! — недовольно пробасил один из мальчуганов и, повернувшись к веснушчатому, крикнул: