— И без тебя знаю, а ты вот что скажи, нет ли у вас пшеничной муки воза два на обмен?
— Нет, хозяин зерном хранит.
— Плохо, брат, придется к самому идти. Где его дом?
— Вон, гляди, на отскочке, за речкой, около большой ветлы, это его и есть.
— Ишь, какая хоромина. Ты, браток, в случае взгляни на воз, свиньи мешки не попортили бы! А я побегу, — торопливо застучал деревяшкой инвалид.
— Хозяин дома? — постучав в окно, спросил он.
— Ну дома! Чего? — высунувшись, сердито проскрипел Пронин.
— Пшеницы привез два воза, может быть, откроешь мельницу?
— И рад бы открыть, да что сделаешь, машиниста на войну забрали, — зевая и крестя рот, ответил Пронин.— Ты откуда?
— Из Криковки, от Синичкиных.
Пронин улыбнулся, услыша фамилию своего бывшего тестя, к которому он давно уже не ездил, и с инвалидом заговорил совсем другим языком:
— Да ведь что толку в твоей пшенице, машину-то некому пустить.
— Это ерунда, я сам могу запустить не хуже всякого машиниста...
— Ну, это еще вопрос, разрешу ли я тебе подойти к машине. Ты где учился?
— Это дело мое. Где бы я ни учился, а машину знаю.
— Ох ты, какой щетинистый, видимо, весь в свата. Тот всегда говорит с рывка да с вывертом... А как ты Синичкиным приходишься? Родня что ли?
— Нет. Где там, просто батрак.
— А как ты прозываешься?
— Пряслов Максим!
«Вот оказия! Може, и в самом деле он знает машину?» — подумал Пронин.
Захлопнув створки окна, Пронин вышел на улицу.
— Ну что ж, пошли.
Пряслов, отстукивая деревянной ногой, еле успевал за хозяином.
— Погляди, да если нс смыслишь, так не берись.
— Вот посмотрим, как я не смыслю... — проворчал недовольный Пряслов.
Осмотрев машину, он залил горючее в рабочий бак. Чихнула машина раз, два, пыхнула, и завертелось большое маховое колесо, и из трубы так же, как и раньше, полетели вверх синие колечки.
— Ах ты, едрена корень, и в сам деле, оказывается, умеешь,— несказанно обрадовался Пронин.
— А ну-ка, Макар Иваныч, запускай камни! — крикнул он за перегородку мельнику.
Пряслов, кряхтя и отдуваясь, уже таскал мешки с пшеницей наверх, где работник готовился засыпать ее в большую конусную воронку, открывая задвижки к жерновам. Максим то подбегал к ларю, куда сыпалась теплая, пахучая пшеничная мука, то снова бежал в машинное отделение и регулировал ход машины.
— Вот теперь я вижу, что ты можешь управлять машиной! — произнес Пронин, входя в машинное отделение и поглаживая бородку от удовольствия. «Слава тебе, господи, — думал Пронин, — сам наскочил. А с тестем я сквитаюсь». И подходя пилотную к делу, он спросил Пряслова:
— Ты давно работаешь у Синичкина?
— Третий год!
— Сколько получаешь?
- Двадцать пять целковых, на его харчах.
— Переходи ко мне, я прибавлю пятерочку. Харч у меня хороший, а пятерка годится, да и работа полегче, мешки таскать не заставлю, знай только машину.
— Ладно, подумаю... Только вот хозяин, пожалуй, не отпустит, сам видишь, времена-то какие: война, народу нет, ребятишки да старики с бабами, а у него большое хозяйство.
— Ну, это не твоя забота, я сам за тебя похлопочу, Согласен? — наступал Пронин.
— Пожалуй, соглашусь, если красненькую прибавишь.
— Эх, где наше не страдало... Красненькую, так красненькую. Ну, по рукам что ли?
— Ладно, хлопочи, — согласился Пряслов.
— Когда же ты ко мне перейдешь?
— А когда тебе надо?
— Да по мне хоть сегодня оставайся. Видишь — еще едут. Ты подожди, не уезжай, пусть мельница поработает, а вечером уедешь. Синичкину скажешь, что очередь была, задержался. Понял?
— Да понять-то понял, только вот хлеба у меня нет, а натощак работать неинтересно.
— Эй! Лексей! Поди сюда! — крикнул Пронин. — Хлеб у тебя есть?
— Есть немного, — ответил засыпка, спускаясь по скрипучей лестнице.
— Принеси кусок, вот он есть хочет, — кивнул головой в сторону Пряслова.
— Хорошо, Митрий Ларионыч, сейчас сбегаю...
Когда хлеб был принесен, Пряслов проворчал:
— Ну, уж и принес, хоть посолил бы что ли, или квасу дал прихлебнуть!
— Еще не укис квас-то, — хитро подмигнул засыпка.
Пряслов устроился было завтракать, сев на мешки, но в машине послышались перебои, и он снова побежал в машинное отделение.
Только поздним вечером Пряслов выехал со двора пронинской мельницы. А на следующее утро, чуть свет, Пронин уже катил в Криковку к бывшему своему тестю, который был всего года на три старше зятя.