— Дорогие гости! — крикнул Архип.— Поздравим новобрачных, заключивших союз в божьей церкви перед святым евангелием для будущей совместной, счастливой жизни... И я думаю, что наша марка как отца, так и моих деток будет всегда высока на Волге, — Архип сделал паузу.
Гости закричали:
— Ура!
— Так вот, — продолжал Архип, — в дар моим любимым деткам я отдаю тот самый пароход, на котором Андрюша честно, как отцу родному, служил капитаном. И в придачу к нему пять баржей в полной исправности! Пользуйтесь благами, дети мои!
— Браво! Ура! — кричали гости.
И вот Андрей Петрович, оставив свою Машу, едет в Шелангу к приставу, по делу своего дяди — Пронина. Тройка быстро проскочила через Волгу, к горному берегу.
— Куда прикажете? — оглянувшись, спросил ямщик.
— В Шелангу! — крикнул Стрижов. — В Шелангу, родной! Дельце есть такое... «Ах, мать честная, как это его так ловко шлепнуло ремешком, что и не дыхнул ни разу...» — думал Стрижов, вспоминая своего дядюшку,
Тройка остановилась у подъезда, где жил пристав.
Андрей Петрович быстро, почти по-детски, вскочил на ступеньки крыльца, стряхнул снег с кукморских, с красными мушками, валенок и быстро вошел в открытую дверь. Пристав только что допил утренний чай и с папироской в зубах шарил выпуклыми глазами, ища спички.
— К вам, Иван Яковлич! — доложила прислуга. — Молодой человек, приехавши на тройке.
Пристав, немножко смущенный таким ранним визитом, встретил Стрижова подозрительным взглядом.
— Что вам угодно, молодой человек? — произнес он, оглядев с ног до головы вошедшего.
Андрей Петрович немножко смутился, но скоро выправился и промолвил:
— Ваше благородие, — тихо начал он, — извините за такое раннее беспокойство... Приехал я к вам, ваше благородие, по делу печально и, можно сказать, трагически погибшего моего родного дядюшки Пронина.
Стрижов низко поклонился.
— Очень и очень рад вас встретить... — с льстивой улыбкой произнес пристав. — Так вот, оказывается, ты какой... А я ведь полагал, просто вахлак-бурлак, смолена ширинка... Садись, садись, вот сюда, поближе к печке. Хочешь чаю? Замечательный чай? Покушай-ка! — пристав топтался около Стрижова, угощал и потирал руки от удовольствия. — Как это ты так неожиданно пожаловал! Хоть бы сообщил письмишком, телеграммкой, что, мол, еду. А тут вот и принять нечем такого дорогого гостя... А сам думал: «Сколько же все-таки поддудит?» — Весьма сожалею вам, молодой человек, ей-богу, сожалею... — с печальной ноткой в голосе произнес пристав. Ваш дядюшка был честнейшей души человек. Сколько он вложил труда и терпенья, чтобы сколотить такой капиталец!.. А под старость лет не пришлось порадовать свою душу нажитым добром. Ушел на тот свет самым праведным человеком... Царство ему небесное... — пристав прослезился и трижды перекрестил свою опухшую физиономию. — Капиталец, который остался после вашего дядюшки, завещанный вам по родству в наследство, хранится в надежных руках... А вот это завещание вашего дядюшки, — пристав подал пакет Стрижову, подчеркнуто кланяясь.
— Благодарю вас, ваше благородие, за оказанную заботу, — Стрижов тоже поклонился. — Ваше благородие! Может быть, вам желательно прокатиться в дядюшкино гнездышко? Прошу не отказать в любезности. Тройка у крыльца, а погодка чудная...
— От души рад составить компанию, только вот что, молодой человек, придется версты три дать крюку. У меня сегодня намечены делишки на одном заводе...
— Что ж, я готов хоть куда...
— Ульяна! — крикнул пристав. — Подай-ка что-нибудь потеплее одеть!
— Что ж вам, Иван Яковлевич? Может быть, медвежий тулуп?
— Нет. Что ты, тяжел. Подай-ка там шубу с бобром! — пристав снял со стены шашку, револьвер и начал все пристегивать. — Время, брат, такое... Все таскать приходится, неспокойное время... Буря после пятого совсем было стихла, а в двенадцатом опять колыхнулась, правда, далеко, в Сибири, но однако ж и здесь, на Волге, отдалась... Мужик, брат, неспокоен... Ты, чай, и сам видишь пожары, когда едешь ночью по Волге. Это все отрубщиков подпаливают... А кто занимается этим делом, ты понимаешь. Пусть бы такие галахи, пропойцы... А то ведь самые настоящие деревенские мужики, старики, старухи. Прямо беда, брат, Дышать нечем, весь народ развинтился... Сколько за этот год сослали в Сибирь, я уж совсем и со счету сбился. А вот совсем недавно, как раз в тот день, когда с вашим дядюшкой произошел несчастный случай, у помещика Серпуховского всех охранников побили и весь хлеб разграбили. Ну, ладно, хватит, об этом и в будни наговоримся, а сегодня у меня большой праздник... А как у вас, на баржах, на пароходах?