Буря на Волге

— Ну, как вы тут живете? — спросил Чилим.— Мерзнете?

— Да привыкаем понемножку, только вот руки да ноги дьявольски мерзнут. Валенки пора бы получить, а все не дают.

— Эх, сказал тоже! — заметил один из солдат.— Знаешь, когда их пришлют? В апреле на будущий год,

— А на что они нам тогда?

— Тоже для насмешки, — добавил Бабкин.

— Чилим! — раздалось из хода сообщения. — Живо к командиру полка!

Дернов, старый знакомый Чилима, который был уже в чине полковника, весело поздоровался с ним и сказал:

— Тебя, брат, вызывает начальство.

Чилим направился в штаб корпуса. «Зачем же я понадобился там?» — думал он, торопливо шагая через лесок к шоссейной дороге.

— Пропуск! — крикнул часовой на мосту.

— Ствол, — тихо произнес Чилим, — Мушка,— ответил часовой. Чилим, гулко стуча сапогами под арками моста, приближался к штабу.

— Имею честь явиться! Рядовой третьей роты Сибирского полка Чилим! — отрапортовал он, войдя в кабинет генерала.

...Через четверть часа Чилим шел обратно. «Вот теперь бы встретить Ланцова, увидел бы, что и мы не лыком шиты... Гм, георгиевский кавалер! Говорят, почет».

С этими мыслями Василий вернулся в расположение полка. Вскоре по ротам был отдан приказ: срочно сняться с окопов — для отправки на другой фронт.

КНИГА ВТОРАЯ

Глава первая

Надя долго стояла у борта, склонясь на холодные поручни. Пароход все быстрее колотил плицами колес и  все дальше увозил ее в черноту ночи. Медленно тускнел огонек на пристани, скрываясь в туманной мгле. Так же медленно сжимала Надино сердце тоска. Там, где тускнел огонек на пристани, остался ее любимы Вася. Там похоронен в ее отсутствие ребенок. Ей жаль было своего первенца, жаль было и Чилима, с которым она прожила почти два года, правда, не по евангельским законам, а по своим собственным, которые диктовало девичье сердце. 

Дома Надя бросила свой чемоданчик и, не раздеваясь, устало опустилась на стул возле окна.

— Ну, что, голубушка, наездилась? — спросила мать искоса взглянув на дочь.

— Да, наездилась, — ответила Надя, выдержав взгляд матери.

— То-то наездилась, — часто мигая и тыча платочком в глаза, продолжала мать. — Уморишь ты меня, до смерти уморишь своими выходками... Если меня не боишься, хоть бы стен родного дома постыдилась. Вот помяни мое слово, сломишь ты себе башку. Связалась с этим нищим...

— О каком нищем ты говоришь? — не повышая голоса, спросила Надя.

— Все о том же, с которым свертелась, не спросясь меня, — сказала мать, а сама подумала: «Видимо, вся пошла в отца, тот на тринадцатом году супружеской жизни скрутился с какой-то шлюхой, отчего и в сыру землю пошел...»

Вскоре она перестала всхлипывать, только изредка вздыхала и больше по привычке тыкала в глаза платочком. Сердце матери отходчиво. Уже ласковей она проговорила:

— Ведь устала с дороги-то, чего сидишь, чай, всю ночь не спала, ложись отдыхай, а я в лавку пойду.

Мать ушла, и Надя еще долго сидела у окна с невеселыми мыслями. Отдохнув, она умылась холодной водой, надела новое платье из кремовой чесучи и, заплетая длинные толстые косы, полюбовалась собой в зеркале. Как жаль, что не увидит ее в этом платье Вася!.. С этими мыслями она пошла в спальню матери и увидела чуть приоткрытым верхний ящик комода. Мать никогда не оставляла эти ящики незапертыми, ключ всегда носила при себе, а сегодня, видимо, по рассеянности второпях забыла.

«Чего она там хранит всегда на запоре?» — подумала Надя, выдвигая ящик. Ей бросился в глаза атласный платок. Надя развернула его и накинула себе на плечи, отыскала нитку бус дутого стекла, прикинула на шею и, взглянув в трюмо, улыбнулась: «Ух, какая я, настоящая цыганка». Бросив все обратно, снова начала перерывать материно хозяйство и под тряпкой обнаружила именной объемистый альбом.

«Уж не эти ли сокровища хранит мамаша всегда под замком?» — подумала Надя, переворачивая толстые листы и разглядывая фотоснимки матери и отца. Вот это, наверное, перед свадьбой: мать в белом платье с приколотой на груди большой розой, а отец в светлой тройке и шляпе. Когда же она будет так фотографироваться с Васей? Надя вздохнула. Перевертывая листки, она увидела газетную вырезку, приколотую к альбомному листу, и прочла на ней: «Во время разыгравшейся бури на Волге с 5 на 6 июля с. г. трагически погиб казанский купец Михаил Петрович Белицин. Вызванные люди спасательной станции спасти были бессильны».