— Ну-с, так, хорошо, загляну, — раскланиваясь с хозяйкой, проговорил офицер.
Выходя из конторки, он снова кинул взгляд на кассиршу. Но и теперь в глазах Нади он встретил равнодушие. Этот неприветливый взгляд кольнул самолюбие поручика. Он подумал: «Неплохо бы с этим личиком закрутить веревочку... Ничего, хорошенькая, да и денег у них, наверное, вагон... Надо будет жениться — утешить тетушку; да и самому уж порядочно надоело скитаться по чужим углам».
Так он и решил — пойти и доложить обо всем своей тетушке-генеральше.
— Анастасия Терентьевна! Я только что из магазина Белициных. Подков пока нет, но, говорят, скоро будут, — весело заговорил поручик, увидя тетушку у громадного трюмо, затиравшую кремом «Метаморфоза» морщинки на своем лице.
— А когда будут? — спросила генеральша, не бросая своего занятия.
— Сказали — на днях. А вот самоварчики видел прекрасные, тетушка, прямо чудо: как жар горят. И еще видел одну вещицу — эта, пожалуй, поинтереснее всяких самоваров... — улыбнулся поручик.
— Очень интересно, какую вещицу ты там нашел?
— Барышню, тетушка. Да такую славную, прямо прелесть.
— Вот уж это я тебе никак не проверю, потому что ты в барышнях ничего не понимаешь, — возразила генеральша.
— Это я-то не понимаю?
— Да! Вот это ты! Лучше уж я сама погляжу. А зачем она тебе, эта барышня?
— Знаете что, тетушка, я все-таки решил жениться. Что вы на это скажете?
— Скажу, что давно пора остепениться, хватит околачиваться по чужим углам да на дядюшкином содержании жить. Пора уже свое заводить. Только я тебе не
верю. Я сама должна посмотреть, что ты облюбовал...
— Когда же вы, тетушка, поедете?
— А у тебя что, загорелось?..
— Да, говорю, барышня больно хороша.
— Подождешь. Вот поеду самовар покупать и на нее погляжу.
На следующий день к магазину Белициных подкатили широкие генеральские сани. Кучер в военной форме осадил рысака у самых дверей. Шумя мехами и шелками, генеральша проследовала в конторку к хозяйке. За ней, в полной форме, навытяжку, шел лакей.
— Здравствуйте-ка! — громко произнесла она, увидев хозяйку.
— Милости просим, присаживайтесь, — низко кланяясь, подвинула кресло Белицина.
— Нет, благодарю, я вот здесь на диване посижу. Вчера мне племянник рассказал, что у вас есть прекрасные самоварчики.
— Какой прикажете? — услужливо спросила Белицина.
— Мне бы поменьше, рюмочкой.
— Хорошо, хорошо, и такие есть.
В конторку начали забегать приказчики, показывая образцы самоваров.
— Вот этот заверните да пригласите сюда кассиршу, я уплачу.
— Можно мне.
— Нет, нет, я хочу ей, — улыбнулась генеральша.
— Ваше превосходительство! Прикажете взять самоварчик? — почтительно вытянулся лакей.
— Берите, — кивнула генеральша и начала отсчитывать деньги Наде, окинув ее пристальным взглядом с ног до головы. Получив деньги, Надя ушла на свое место, а генеральша продолжала сидеть на диване.
— Не ваша ли дочка? — спросила она Белицину.
Та утвердительно качнула головой.
— Ничего, хорошенькая, — пробормотала генеральша и громко добавила: — Ну, будьте здоровы. Бог даст, скоро еще увидимся.
Белицина, проводив генеральшу, задумалась: «Что бы это значило? Почему сама генеральша приехала за самоваром и пообещала еще увидеться? Ах, вот оно
что... - наконец, догадалась хозяйка. — Сегодня же Надьке скажу».
А поручик Подшивалов встретил генеральшу вопросом:
— Ну, как ваши смотрины, тетушка?
— Да уж не очень, чтобы очень, — брезгливо сморщила посиневшие губы генеральша, — Да уж надо сказать и то — Оришка стоит Маришки... Ты сам-то горький лопух. Тебе и этой мужички еще много; на дядюшкиных харчах живешь.
— Ну уж, тетушка, вы всегда на меня сердитесь. А я ведь и сам жалованье получаю.
— Знаю! — сердито оборвала его тетушка. — Не болтай, чего не смыслишь. Жалование получает... Много ли твоего жалования? На чай да на табак — вот твое жалованье. Если бы ты пораньше остепенился да слушался тетушки, тогда бы не остался без гроша после продажи такого прекрасного поместья. А ты тогда не спрашивал тетушку, с кем ехать пропивать да проигрывать деньги. А как голый стал, так опять пришел к тетушке. Эх, Володя, Володя! Не забывай, что ты дворянин! Если бы ты имел дворянскую совесть, да разве такая бы нашлась тебе невеста... — отчитывала племянника генеральша.
А он стоял навытяжку, хлопал глазами и невнятно бормотал извинения.
Конечно, тетушка была права. У Подшиваловых действительно было когда-то хорошее поместье около тихой речки Меши, где старая водяная мельница поскрипывала ветхим колесом, раскидывая тучи брызг. За речкой шумел собственный сосновый бор. Все это радовало глаз и веселило душу матери Подшивалова, шестидесятилетней вдовы Валентины Терентьевны. Радовало ее и то, что она воспитывала и обучала в юнкерском училище своего единственного сына Вовочку. Она ждала, что сын скоро выйдет офицером, женится на хорошенькой, богатой девушке и приедут они счастливые в этот родной уголок. Но Валентине Терентьевне не посчастливилось увидеть офицерские погоны на сыне и богатую красавицу-сноху. Перед тем, как ее сынка произвели в прапорщики, она заболела испанкой. Долго мучилась, стонала, гоняла слуг в город за лекарствами, но ничего не помогло... Управляющий имением схоронил ее в церковной ограде, где покоились все их предки.