Возможно, стражи нам разрешили бы видеться, если бы лишь один из нас лишился способностей. Или нет? Такой вариант нам не предоставили.
Я хотел вопить от счастья, когда увидел, что Беатриса совершила тот же выбор, что и я. Но радость придавил глыбой льда. Ей больно, страшно, она шокирована — ей нужна моя любовь, поддержка, безопасность, а не дикие счастливые вопли.
Правда, иногда улыбка невольно вспыхивала на губах.
На Беатрисе лица не было. Она упиралась, отказывалась идти к отцу после того, как мы нашли Герта и убедились, что с ним все в порядке. Парень встретил этажом ниже старых знакомых и увлеченно играл в бильярд. Никто из них из-за громкой музыки не заметил, что сверху развернулось магическое сражение.
Стражи зачистили помещение ресторана. Замаскировали все под несчастный случай, проблемы с электрикой, сожгли улики подчистую. Посетители потеряли память за последние сутки.
Я не посвящу отца в подробности, но он обязан услышать основное:
— Теперь Беатриса навсегда потеряла способности и не сможет работать шпионкой.
— Если ты таким идиотским способом решил забрать у меня самую ценную работницу, то ничего не выйдет. Мы с Беатрисой договорились, верно? — Испепеляющий взгляд скользнул на мою бесовку и задержался на ней.
— Ирий прав! — зазвенел ее голос на грани отчаяния.
— Мать твою, прекрати уже! — выпалил я отцу, стиснул дрожащую руку крепче. — Я не позволю, чтобы пострадал кто-то из ее родных!
— Ты не понимаешь, что стоит на кону! — Тыкал он в нас пальцем, а затем в сторону карты. — Судьба нашей планеты!
— Значит, придется решать судьбу более гуманно. Беатриса больше не сможет выполнять задания. Не потому, что не хочет. А потому что не может!
Отец откинулся на спинку дивана с тяжелым вздохом. Потер лоб до красноты.
— Ты можешь не верить, но… — продолжал я.
— Но уже запущен необратимый процесс! — отец снова повысил тон, но затем, видимо, испугался, что услышат за дверью кабинета, и перешел на гневный шепот, больше похожий на шипение: — Назад дороги нет. Если сейчас совершить ошибку — пострадаю я, мое агентство и вы оба. А Калинидикс еще на долгие десятилетия лишится возможности процветать.
— Что ты, мать твою, задумал?
Теперь бесовка успокаивала — поглаживала мое предплечье. Но, так не к месту, вовсе не успокаивала, а возбуждала. Всего час назад она этой рукой поглаживала мой член, а я так и не получил разрядки.
— Ты не имеешь никакого отношения к делу, — припечатал отец. — Можешь снова угрожать мне, но охрана видела, как вы направились в кабинет. Если со мной что-то случится, вы не выйдете отсюда живыми.
Он вернул себе лицо с прошлого раза. Выглядел уверенно. Почему-то я испытал облегчение и предложил:
— Если ты мне расскажешь, ради чего все это, я, возможно, помогу. У меня есть знакомый, который владеет любопытной информацией, но еще не придумал, кому ее продать.
Бесовка нервно вцепилась в мое предплечье. Ее оливковые глаза расширились. Догадалась, о ком речь? Я протянул отцу ладонь для пожатия. Если не можешь убить врага, заключи с ним сделку на равных условиях.
Ожидание вводило в замешательство. Отец не смотрел на руку, будто она и не висела в воздухе. Он разглядывал наши с бесовкой лица, держа маску равнодушия.
И наконец ответил твердым рукопожатием. Только ничего не рассказал, а предложил завтра встретиться на нейтральной территории — отель Жааплеаль, где “глухонемые” стены и “слепые” сотрудники.
А до завтрашнего дня нам никто не нужен. Я отослал Арвиду сообщение, что остаюсь в группе. Ради поклонников, ради “Бури”, ради Беатрисы. Ради себя? Я так долго мечтал собрать свою группу, после чего стать достойным конкурентом “Буре”. Удалось бы? Не знаю, но просто я никогда прежде даже не задумывался о том, чтобы самому войти в Бурю.
Мать твою, надо с завтрашнего дня срочно идти в спортзал! И на какие-то тренировки! Теперь, без телекинеза, Герт меня в бараний рог скрутит!
Все, все завтра. А сегодня только мы вдвоем. Только друг для друга…
…в квартире, где запах прокисшего алкоголя такой сильный, что хоть топор вешай. Под ногами бардак.
— Ты до сих пор не убрался? — спросила бесовка, снимая кепку и тканевую маску.
— Тебя ждал. Ты перевернула мне квартиру вверх дном — ты и убирайся.
Она решительно развернулась на сто восемьдесят градусов и шагнула к двери. Я перегородил собой дорогу. Забавная. Надула губы и скрестила руки на груди. Соблазнительная. Стреляла в меня гневным взглядом, выгнула бедро, оперевшись боком о шкаф.
Моя муза. Жаль, веревки порезала. Надо заказать новые. Пальцы покалывало от желания свить на ее обнаженном теле паутину узоров.