— Хорошо, договорились. Я постараюсь.
Мы сели под дерево друг напротив друга. Кортни скрестила ноги — сейчас она выглядела гораздо спокойнее, чем можно было ожидать.
— Настоящее время для меня сейчас — это две тысячи девятый год.
— Ясно.
— И по какой-то причине я не могу туда вернуться. Словно весь мир сместился на два года в прошлое. Я уже два дня подряд оказываюсь в две тысячи седьмом.
У Кортни округлились глаза:
— Но почему? И что произошло перед тем, как весь мир сместился в прошлое, или как ты это называешь?
Я сидел, опустив глаза, и выдергивал травинки из земли.
— Не могу понять, в чем причина. Раньше мне удавалось возвращаться в прошлое на один-два часа, максимум на пару дней. И обычно я легко перемещался на прежнее место, как будто и не покидал его.
— А как тебе удается понять, какое время твое?
— Вообще-то у меня есть основная база — мой дом. А сами прыжки чем-то напоминают полет бумеранга. Меня забрасывает куда-то, а потом я плавно возвращаюсь назад. Когда я нахожусь в каком-то другом времени, как сейчас, например, я кажусь себе собственной тенью. И что бы я ни делал во время путешествий, это не меняет положения дел на базе.
— Совсем?
Я покачал головой:
— До сих пор такого не случалось.
Кортни проследила взглядом за велосипедистом, который проезжал мимо.
— Значит, если бы у тебя был пистолет и ты убил бы вон того человека, через три года в будущем он был бы жив?
— Думаю, да, но я не стану проверять.
— Прямо как в «Дне сурка», — сказала Кортни, глядя мне через плечо.
— Что?
— Это фильм, где герой снова и снова проживает один и тот же день? Чтобы убить себя, он бросает тостер в ванну, и опять просыпается тем же утром.
— Хорошее сравнение, мне такое не приходило в голову.
— Ты можешь отправиться отсюда в другой год, например, в девяносто первый?
— Нет, мне нужно вернуться.
— То есть?
— В бейсболе, когда противник отбивает летящий мяч, ты должен сначала вернуться на прошлую базу и лишь потом бежать на следующую. Если сейчас я попробую прыгнуть на пять лет в прошлое, то, открыв глаза, окажусь в туалете в том кафе в две тысячи седьмом.
Глубоко вздохнув, Кортни покачала головой:
— Это так странно!
— Согласен, — сказал я и погрузился в глубокий анализ происходящего. Вот оно — влияние Адама! — Знаешь, что и вправду странно?
— Что? — откликнулась Кортни.
— Когда я перемещался из две тысячи девятого года, все было по-другому. Мне казалось, что я легче воздуха, а ведь обычно я как будто раздваиваюсь. Но теперь, когда я застрял в две тысячи седьмом, каждый прыжок снова стал очень болезненным.
— Получается, всего лишь однажды у тебя были другие ощущения, и теперь в твоем мире что-то изменилось, — нахмурилась Кортни. Я понял, что она перебирает в уме разные варианты. Но в итоге она покачала головой и улыбнулась: — Это так странно! Ты захватил что-нибудь из будущего?
Я уставился на нее:
— Что? Выигрышный лотерейный билет? Нам вроде бы не нужно еще больше денег! Кроме того, ты ведь уже видела мой бумажник. В нем все из будущего.
— Да, конечно. Я и забыла об этом. — Она подняла мой бумажник, который так и валялся в траве, и снова принялась рыться в нем.
Я внимательно наблюдал за движениями Кортни, пытаясь запомнить все до мельчайших подробностей. Я боялся, что она вот-вот исчезнет.
— Ты отлично держишься.
— Вероятно, я в шоке, — заметила она и, вынув из бумажника мои водительские права, поднесла их близко к глазам. — Ого, значит, нам по девятнадцать лет! И как я выгляжу? Пожалуйста, скажи, что у меня выросла грудь!
Я проглотил комок в горле. Не говори ей. Лучше даже не думай. Кортни сейчас здесь. Сосредоточься на этом. У меня тряслись руки, но мне удалось сохранить спокойствие на лице и в голосе.
После долгой паузы она подняла на меня глаза:
— Что такое? Я толстая, да?
Я заставил себя улыбнуться и отвел взгляд.
— Ты отлично выглядишь и совсем не толстая.
— Ты ведь мой брат, поэтому так говоришь.
— Возможно, но это правда.
— Расскажи мне что-нибудь по-настоящему интересное о будущем, — попросила Кортни, глядя на меня с таким любопытством, словно она была автором колонки сплетен и жаждала услышать сенсационную новость.
И я точно знал, чего она хочет.
— У меня есть девушка.
Как я и предполагал, на лице Кортни появилось заинтересованное выражение.
— Как ее зовут?
— Холли, — ответил я и прислонился затылком к стволу дерева. Я впервые произнес вслух имя моей девушки с того момента, как оставил ее одну, и мне показалось, что у меня сейчас остановится сердце. Но я знал, что эта новость отвлечет Кортни и она не станет задавать вопросы о себе. Мне нужно было разыграть эту карту, пусть даже очень болезненную для меня.