— Как она выглядит?
— Шикарная блондинка с голубыми глазами.
— Да, я могу представить тебя с блондинкой модельной внешности. Она, наверное, работает в Париже, делает карьеру?
Я рассмеялся:
— Она из Джерси и не такого высокого роста, чтобы быть моделью. И практически всегда ходит без макияжа.
Кортни широко улыбнулась:
— Она мне уже нравится.
— Мне тоже. — Я положил руки сестре на плечи и крепко сжал их. На этот раз она не возражала.
— Джексон?
— Да?
— Я должна рассказать тебе один секрет. — Кортни повернулась и уткнулась лицом в мою рубашку. — Я целовалась со Стюартом Коллинзом на дне рождения Пейтон на прошлой неделе.
— Я так и знал! Вы слишком надолго ушли на кухню, а потом он расхаживал с глупой ухмылкой на лице. Я готов был вмазать ему как следует!
Она захихикала:
— Именно поэтому я и не сказала тебе.
Я обнял ее еще крепче:
— Я так по тебе скучаю.
Я никогда не произнес бы этих слов в две тысячи четвертом году, но ведь прошло уже четыре года с тех пор, как я в последний раз разговаривал с сестрой. От горя у меня сжалось сердце. Мне нужно уходить. Все это очень тяжело, даже слишком. Изменить ничего невозможно.
Я в последний раз обнял Кортни и прошептал:
— Пока, дорогая.
Потом я оставил позади две тысячи четвертый год и вернулся в свое чистилище. В девятое сентября две тысячи седьмого года. Снова.
Глава десятая
Я резко открыл глаза и увидел, как три капли крови упали в белоснежную раковину. Кто-то протянул руку и сунул мне под нос бумажное полотенце. Кровь из носа — еще одно доказательство того, что это время стало моим настоящим. Я сейчас на моей новой основной базе.
Но что-то изменилось. Отправляясь в прошлое, я был в туалете один. Если бы я знал формулу Адама, то смог бы вычислить, как долго простоял здесь, прислонившись к стене, в полной отключке.
— Вот, сынок, возьми. Зажми этим нос, — произнес мне в ухо низкий голос.
Позади меня стоял высокий и лысый темнокожий мужчина.
— Спасибо, — поблагодарил я, и на какое-то мгновение по его взгляду мне показалось, что я ему знаком. Но у меня в голове была такая путаница, что я задумался над этим, лишь когда он исчез.
Через минуту кровь остановилась, и, вымыв руки, я вернулся в зал.
Официантка уже принесла кофе. Это была та же девушка, которая поздоровалась со мной, когда я направлялся в туалет. Вот черт. То же место и то же время.
Она улыбнулась, когда я проскользнул на свой диванчик:
— Готовы сделать заказ?
Не задумываясь, я ткнул пальцем в первую строку на левой странице меню:
— Я буду вот это.
— Лосось на гриле с сезонными овощами?
Я пожал плечами и кивнул. Она уже отвернулась и собралась уходить, когда я вдруг вспомнил:
— Постойте! Я забыл спросить… у вас есть сегодняшняя газета?
Проверять было бессмысленно, и все же я хотел это сделать.
— Конечно, я сейчас принесу.
Постукивая пальцами по столу, я ждал ответа, который знал заранее. Официантка положила газету на стол передо мной. Прочитав под заголовком «сентябрь две тысячи седьмого года», я застонал.
Все время одно и то же. Уже восемнадцать раз. Было уже восемь часов тридцать минут вечера. Прошла всего пара минут, вот и все.
Я еще никогда не задерживался в прошлом так надолго.
— У вас все в порядке? — спросила официантка.
— Извините, я расстроился из-за того, что последнее представление… — я замялся и бросил взгляд на заголовки. — Мюзикл «Энни» отменен, а мне так нравится песня «Тягостная жизнь у нас».
Официантка переминалась с ноги на ногу, накручивая на палец выбившуюся из прически прядь волос.
— Да… Гм… ваш ужин будет готов через несколько минут.
У меня в голове снова зазвучал голос Адама, и я достал из сумки дневник. Раньше это казалось мне забавным и напоминало небольшое приключение. Но с каждой несостоявшейся попыткой спасти Холли, слова Адама приобретали все большее значение.
«— Ты должен записывать все почти поминутно.
— Почему?
— Прежде всего, чтобы помнить, сколько тебе действительно лет. Во-вторых, чтобы знать, изменил ли ты что-нибудь. И в-третьих, на случай, если ты что-то забудешь».
Я ничего не менял. Никогда. Но все равно продолжал вести записи, придерживаясь плана, который был еще одной гениальной идеей Адама. Когда он написал его впервые, практически не напрягаясь, словно речь шла о списке вещей в лагерь, я хохотал как сумасшедший. Но дело в том, что большинство из предложенных им пунктов невозможно было применить к моим перемещениям во времени, пусть даже на два дня назад. Поэтому я никогда не воспринимал его всерьез. Сейчас все было по-другому.