Первое «отличие» Тартас заслужил в пятнадцать лет, когда вытащил из горящего дома двоих сестер. Бои на Равнерии между Альянсом и Армией Освобождения тогда только начались, а эвакуация мирных жителей как всегда в планы не входила. Каждый спасался, как мог.
Когда Тартасу было семь, его отец погиб в первом сражении за Луиту. Когда было тринадцать — погибла мать при бомбежке Равнерии. Оккупация эфонцами длилась несколько лет, пока Альянс не начал крупномасштабное наступление на планету и ее спутники. Тартас, который с момента гибели матери примкнул к рядам сопротивления Равнерии, спал и видел, когда же беспредел, творимый Армией Освобождения эфонцев, наконец, закончится.
Ожесточенные сражения на Равнерии длились несколько месяцев, пока Альянс не победил. Тартас заработал новые надписи на лице и весьма ими гордился. Потом появились и другие «отличия», но они уже превратились в какую-то обыденность, в необходимость оставлять на коже метки, чтобы чтить память предков и не забывать, через что пришлось пройти.
Семь лет контроля Альянса на Равнерии снова сменились сражениями. В одном из них погибли младшие сестры Тартаса. Об этом он узнал, находясь на корабле на другом конце галактики. Прочел послание, отправленное ему по сети, и у него случился срыв, за который он жестоко поплатился.
Война каждого наказывает по-своему, и Тартас ее уроки усвоил. В двадцать пять лет он смог выжить в сражении за Третию, а в двадцать восемь лет на его лице уже не осталось места для надписей.
— Но тебе же понравилось обслуживать урода, — равнодушно произнес Тартас.
— Я быстро об этом забуду, как только получу увольнительную, — Вильям старался говорить как можно более безразличнее.
— Ты и без увольнительных быстро обо всем забываешь, — ответил Тартас.
Вильям остановился посреди коридора.
— Вспомнил, значит, — он победоносно сложил руки на груди и одарил Тартаса таким презрением, которое вообще было способно выразить его красивое лицо.
— О чем я должен был вспомнить? — Тартас тоже остановился и внимательно посмотрел на него.
— О том, как я подцепил тебя в баре! — воскликнул Вильям.
— А, ты об этом… Мы были слишком пьяны, и ты даже не спросил, как меня зовут.
— Ты ушел быстрее, чем я успел это сделать, — вторил Вильям.
Тартас подошел к нему ближе и смирил устрашающим взглядом абсолютно черных глаз.
— А что мне оставалось? Ввязаться в драку с твоим внезапно объявившимся женихом, который, кстати, тоже поразился твоему выбору «настоящего урода» для перепихона? Или ждать, пока вы с ним выясните отношения, после чего ты вернешься к обхаживанию моего члена?
— Я просил тебя не уходить, — голос Вильяма внезапно осип.
— Потому что не хотел решать проблемы, от которых пытался убежать.
— Я искал тебя после…
— Ты еще скажи, что влюбился в меня, — прошептал Тартас. — Глядишь, «уродец» клюнет на такую уловку.
Взгляд Вильяма застрял на его губах.
— Никто не замечает, не так ли? — произнес Вильям.
— Чего не замечает? — напрягся Тартас.
Вильям поднес руку и нежно провел пальцами по щеке Тартаса.
— Что ты очень красивый, — он резко оттолкнул его к стене и с жадностью впился в губы.
Вильям снова удивил Тартаса. Они уже во второй раз за последние сутки меняются ролями, и из жертвы посягательств Вильям чудесным образом превращается в нападающего. Монстр в лице Вильяма насиловал губы Тартаса и бесстыже терся бедром о его член. Все бы ничего, но быть жертвой его нападения Тартасу нравилось. Он внезапно почувствовал себя слабым и беззащитным юнцом, который нуждается в поддержке более сильного и опытного партнера. И Вильям будто стал тем самым партнером, который согласился взять всю ответственность на себя. Тартас обхватил ладонями лицо Вильяма и ответил на поцелуй.
Он вспомнил тот вечер и тот бар, где они познакомились. Красивые луитанцы никогда не пытались завести разговор с Тартасом. Никогда не угощали его выпивкой и не смотрели так, будто сам Тартас вовсе не отпугивает других представителей человеческих рас своей равнерийской внешностью. Поэтому, когда Вильям слишком долго на него смотрел, а затем и подсел к нему за стойкой бара, Тартас подумал о том, что у красавчика-луитанца не все в порядке с головой.
Сначала Тартас попытался его отшить, но тот не поддавался. На сарказм и откровенные насмешки отвечал издевками и подколами. Было весело за ним наблюдать. Стало любопытно, чего же от него хочет этот луитанец, который мог бы выбрать в гей-баре кого угодно, только не равнерийца.