Поздним вечером, когда мы уже хорошо выспались и отдохнули, когда всё, что можно было рассказать старикам о наших мытарствах, было уже рассказано, мы вышли с Лизой на берег губы. Горький запах морской воды, возня глупышей на отмели, парусники, убегающие в море на ночной лов, — всё было так знакомо нам обоим! Мы долго сидели на камне. Птицы перестали нас пугаться, они спокойно опускались на песок рядом с нами, — одни дремали, другие чистили перья своими желтыми клювами. Не буду пересказывать, о чем мы говорили с Лизой. Этот разговор, прерывавшийся долгим молчанием, когда я чувствовал её щеку своей щекой или просто держал её за руки, был совсем не похож на те бесчисленные разговоры с ней, которые я представлял столько раз со времени нашей встречи в поездке. И он был лучше, в тысячу раз лучше.
Потом она сказала:
— Завтра я должна собираться в обратный путь. А ты?
Я по началу даже не понял её вопроса. Какие же тут могут быть сомнения? Куда она, туда и я! Мы уйдем отсюда вместе. Не сразу я сообразил, что она хочет знать, отправлюсь ли я с ней или вернусь на судно, опять пойду в море. Я рассмеялся, — так это было неожиданно для меня самого. Ни разу за всё наше обратное путешествие по реке я не подумал об этом. Почему? Что меня теперь держит на берегу? Разве я и теперь боюсь моря, боюсь воды? В сильный ветер я гнался в шлюпке по озеру, нас заливало, нас валило на борт, через несколько часов я прошел вторично тем же путем и ни разу, да, ни разу не ощутил этого щемящего, отвратительного страха. Я просто забыл и думать о нем. Значит, с этим покончено.
— Пожалуй, — сказал я, — придется мне вернуться на судно.
Она улыбнулась.
— Значит, всё, что тебя так беспокоило, прошло?
— А ты знала об этом?
Она, смеясь, прижалась ко мне. А я думал: так вот почему она предложила мне пойти с ней в тундру! А ведь она так и гаркнула на меня: «на что вы нам?», когда я в первую же нашу встречу в поезде попросил её взять меня с собой: ради неё махнул рукой на море, на все мои замыслы.
— Ты очень боялся, — продолжала она, — когда мы ещё в лодке вышли на озеро. Ветер был сильный, ты совсем побледнел.
— Ну, — сказал я, — это ещё вопрос, кто из нас больше струсил.
Ответ её меня совсем огорошил:
— Я сделала вид, что мне страшно. Ведь ты упрямый, милый мой. Ты ни за что не хотел идти к берегу.
Через два дня она нашла на рыболовецкой станции моториста, который на время своего отпуска соглашался пойти с ней в тундру. Я долго стоял на брюге, смотрел, как уходила вверх по реке знакомая мне шлюпка. Рейсовый пароход, который должен был отвезти меня в Мурманск, ожидался на следующий день.
ЭПИЛОГ
Мы пили чай на квартире у Студенцова — я, Лиза, Студенцов с женой, Овчаренко и Бабин, наш старший штурман. О чем мы говорили за чаепитием? О наших замыслах, о предстоящей зиме, о следующей нашей встрече и меньше всего о тех делах и событиях, которые описаны в этой книге. В долгие осенние вечера, когда над палубой висят электрические лампы с колпаками, бросающими такой уютный, совсем домашний свет на столы, заваленные рыбой, а мы, матросы, стоим вокруг и стучим по столу своими ножами («Рыбы! Рыбы!»), обо всех этих делах было переговорено десятки раз. После чая мы поднялись на плоскую крышу семиэтажного дома, в котором живет Студенцов. Ночь была облачная. Город и порт, полный корабельных огней, лежали внизу под нами. Перекликались гудки — короткие гудки автомобилей, длинные — заводские, чуть слышные и такие печальные на расстоянии гудки пароходов, уходящих в залив.
Мы стояли у перил и смотрели на город. Я люблю этот город. Люблю его ночные огни и туман, светящийся над портом в пасмурные ночи, его улицы, сбегающие под гору, сутолоку на его причалах и доках, на многие километры растянувшихся по заливу.
… Вечером я возвращаюсь с верфи сюда, в этот многоэтажный дом с плоской крышей, из окон которого видны и порт и снежные тундры, подступившие к городским окраинам. Я сажусь за свой письменный стол, такой же, как у Студенцова. На нем лежит ещё не оконченный чертеж судовой машины, моей, мной придуманной машины. Лизы нет дома. Она ещё на работе, вернется позже. Я успею до её прихода лишний раз проглядеть чертеж, потом разогреть ужин и, когда она вернется, встречу её в прихожей. Сниму с неё пальто. Поцелую её щеки, такие холодные с уличного ветра. Когда она уснет, — может быть, снова сяду к своему столу.
— Да, это вы правильно придумали, — говорит Студенцов, и Лиза крепче сжимает мне руку. — Сколько вы плавали с нами? Месяц весной да три месяца нынче? Я знавал ребят, которые приходили в мореходный техникум прямо со школьной скамьи — и ничего, прекрасно получалось. А у вас хоть и небольшой, но хороший морской опыт, вы можете уверенно двигаться дальше.
Голос его звучит глухо. С трудом я соображаю, о чем он говорит.
… Нет, это всё не так. Мы пьем чай вдвоем с Лизой за круглым столом, над которым висит большая, такая же, как у Студенцова, лампа. Целый месяц мы не видали друг друга, я могу без конца сидеть вот так и смотреть на её лицо, самое дорогое на свете. Мой китель с нашивками на рукаве висит наброшенный на спинку стула. Я сижу, курю, слушаю её новости, смеюсь её шуткам, — нет, мы все смеемся её шуткам, потому что в комнате много народа: тут Студенцов, Овчаренко, Бабин, может быть, Кононов, Александр Андреевич, случайно оказавшийся в городе, маленький Голубничий («гром тебе и молния, зеленая лошадь!»), Аристарх Епимахович Сизов, для которого я специально поставил на стол литр свежего трескового жира. И все мы много говорим, много пьем чая, курим и смеемся. Хорошо опять увидеть их всех, моих друзей, собравшихся вместе. Когда они уйдут, я осторожно, чтобы не напугать, расскажу Лизе о том, как нас трепало в этом рейсе. Мой первый помощник, чудак такой, надел чистое белье: он уже рассчитывал отправиться к рыбам! Я до сих пор боюсь притронуться к своему плечу, — так меня ударило волной о поручни. Какой волной? О чем я? Мы шли в ледовую разведку за две тысячи миль на восток, нас сжали льды и обвалились на палубу…
— О чем ты думаешь? Нам пора, — говорит Лиза.
Я жму руку Студенцову, жму руку Бабину и Овчаренко, моим друзьям, и благодарю их за то, что они сделали для меня. Я надолго прощаюсь с ними и вдвоем с Лизой спускаюсь вниз. Наш поезд на Ленинград уходит через полчаса. Он увезет нас обоих далеко от заполярного моря, которое я так полюбил, к другому морю, к другим людям, к другому труду. Я сам хочу водить корабли.
1939 г.
От авторов
Часть первая. ВСТРЕЧИ
Глава I. Мысли о море
Глава II. Северные капитаны
Глава III. Спутница
Глава IV. Страх
Глава V. Мореход Кононов
Глава VI. Разгул
Глава VII. Хозяин соломенной пещеры
Глава VIII. Бегство по заливу
Глава IX. Шлюпка, накрытая брезентом
Часть вторая. МОРЕ
Глава X. На краю света
Глава XI. Происшествие на переправе
Глава XII. Плохие приметы
Глава XIII. Моя первая вахта
Глава XIV. Меня бьет море
Глава XV. Я прихожу в себя
Глава XVI. В городе белых птиц
Глава XVII. Взгляд из расселины
Глава XVIII. Ночь перед штормом
Глава XIX. Ночь перед штормом (продолжение)
Глава XX. Ночь перед штормом (на берегу)
Часть третья. ШТОРМ
Глава XXI. Шторм начался
Глава XXII. Разговор всерьез
Глава XXIII. Мы пытаемся оказать помощь
Глава XXIV. Эсминцы выходят в море
Глава XXV. Помполит говорит речь
Глава XXVI. Ведьма и Старовер
Глава XXVII. Мы остаемся на судне
Глава XXVIII. Ветер переменился
Глава XXIX. Моя последняя вахта
Глава XXX. Лиза находит Егешко
Глава XXXI. Мореход и буря
Часть четвертая. ЛИЗА
Глава XXXII. Еще один хороший человек в моей жизни
Глава XXXIII. Порча
Глава XXXIV. Дальше от моря
Глава XXXV. Несчастные рыболовы
Глава XXXVI. Ночлег
Глава XXXVII. Скверный день
Глава XXXVIII. Встреча
Глава XXXIX. Обратный путь
Глава XL. Скитания кончаются
Эпилог