Такихиро был молод, ему недавно исполнилось двадцать три года. А он уже три с половиной года является даймё и управляет ханом Мацумаэ. (хан — что-то вроде княжества, территория). Совсем маленьким мальчиком в возрасте четырёх лет после смерти отца Мацумаэ Акихиро — 9-го даймё Мацумаэ-хана он был отправлен в родовое имение в Эдо (Токио) для получения образования, которое включало в том числе и изучение английского языка — языка врага. В 1849 году 11-й даймё Мацумаэ Масахиро отказался от власти в пользу своего дяди Такахиро. В том году Мацумаэ Такахиро получил от сёгунского правительства (бакуфу) распоряжение о строительстве крепости в своих владениях. И вот он стоит на третьем верхнем этаже своего только что построенного замка и смотрит вниз на четыре военных корабля, что они военные, а не торговые, отлично видно в подзорную трубу. В бортах двух больших кораблей прорезаны порты на нижней палубе, за которыми скрываются пушки. Такие же порты есть и в фальшбортах всех кораблей, а на маленьких двух даже пушки отлично видно.
Настроение самурая портилось с каждой подробностью, что он разбирал на кораблях пришельцев.
— Ичиро (первый сын) нужно послать Кэзуки с воинами на лодке, пусть скажет гайдзинам, что сходить на берег здесь нельзя, пусть они убираются откуда приплыли. И торговать с ними никто не будет.
— Господин, но они же варвары и не знают нашего языка. Как они поймут мастера Кэзуки? — низко поклонился управляющий имением.
— Пусть машет на них руками. Нет. Постой. Я сейчас напишу ему записку на языке комодзинов, на английском. Пусть готовит лодку, ты принесёшь ему записку и скажи пусть Кочиро готовит орудия к бою. Если не уберутся, сделаем предупредительный залп.
Владимир Фёдорович стоял на баке «Авроры» и наблюдал, как бухта на глазах пустеет. Рыбаки срочно снимали сети и спешили к берегу. Высланный за одной из рыбацких смешных круглых лодок вельбот не успел её догнать, с такой скоростью японец начал грести, даже выбросил сети из лодки. Они и помешали догнать рыбака, вёсла правого борта зацепились за сеть и запутались, а когда их удалось наконец освободить, то оказалось, что все лодчонки уже на берегу, а рыбаки, сверкая голыми пятками, бегут на верх, к селению и замку. Пришлось лейтенанту Сомову возвращаться назад. Сходить на берег капитан пока запретил.
— Смотри, Валерий Валерьевич, а вон и гости, сами к нам плывут, — фон Кох указал сложенной подзорной трубой на большую, весел на двадцать лодку, или галеру может, что отчалила от деревянного причала и направилась в их сторону. На лодке даже мачта имелась, но парус не поднимали, дружно махали вёслами гребцы.
— Гнать сейчас будут. Говорить, что на берег сходить нельзя и даже воды набрать нельзя.
— Пусть скажут. Главное — вызвать у них желание выстрелить по нам из тех пушчонок, чтобы было законное право ответить.
— А нам это нужно? — лейтенант в свою подзорную трубу смотрел на приближающихся японцев.
— Конечно. Я смогу записать в журнал, что был атакован японцами, прибыв с мирными намерениями, просто хотел пополнить запасы пресной воды.
Глава 5
Событие одиннадцатое
Сначала надо думать, а потом делать, что надумал.
А не как сейчас — сначала делают, а потом думают, что наделали.
— А я говорил! — этот товарищ, как любит достающих его людей обзывать на гусарский манер князь Болоховский, в целом был прав. Он действительно говорил. Тогда никто не послушал, уж больно хороша была идея. Ну, и как всегда, мечта разбилась о реальность.
Леонтий Васильевич мрачно оглядел собравшихся в доме Рочева представителей? хм, служителей? священников? Ну, пусть будет священников и развёл руками.
— А мы со временем и железную дорогу построим и паровой катер пустим. Вон, Томас говорит, что до двенадцати узлов скорость развивает. Час путешествия по морю, и ты в Форте-Росс, по дороге пообщаешься с другими людьми, чайку выпьешь, на красоту за бортом полюбуешься.
— А если ветер сильный? Волна? А я снова говорю — глупая затея. Здесь нужно строить по местам, где паствы больше всего.
— Отец Иосиф, вот вы где бы свою кирху строить начали? — решил схитрить управитель Форта-Росс и всех земель в округе.
— Я? — и бузотёр умолк. Вся его паства уплыла. Ну, почти вся, из нанятых в Киле и Кёнигсберге с Данцигом матросов немцев, а следовательно, и лютеран, все на «Авроре» и уплыли три месяца назад. Остался только герр Остин Кранк. Он был сыном разорившегося судостроителя и с детства был погружён в это занятие. Отцу помогал, сам даже построил по своим чертежам небольшой корвет. Но отец разорился, а сам Остин напористостью, чтобы начать своё дело не обладал. Трудягой был, а не дельцом. А ещё мечтателем, вот уплыть бы в места новые обетованные и там начать новую счастливую жизнь. Узнав, что он корабел и отличный плотник, Леонтий Васильевич уговорил фон Коха оставить немца в Форте-Росс, нужно же возрождать здесь кораблестроение.