Аргон понял их значение еще до того, как Элиас сгорбился.
Птицы были отравлены. Их глаза закрывались. А крылья дрожали. Тело бил озноб. В их крови совсем не оставалось сил, и они мчались вперед на последнем издыхании. Птицы умирали. Как и надежды Аргона на легкую победу.
Сердце сильфа разрывалось на части от гнева. К то посмел отравить их животных? В чьей душе не осталось чести? Убивать врагов долг каждого солдата. Но как можно убить того, кто слабее, кто беззащитней, кто не сможет ответить? Аргон знал, он чувствовал, что нельзя было обсуждать стратегию полным советом, и потому злился еще свирепей. Он так громко зарычал, что ветер превратился в вихрь и последовал за ним незримой тенью.
Птицы летели все ниже и ниже. У них совсем не оставалось сил. Аргон зажмурился и представил неукротимый ураган, как вдруг прямо перед ним возник камень, пущенный солдатами Алмана в небо. Ястреб неуклюже увернулся, и они закружились в воздухе, как в водовороте. В хаосе и буйстве ветров, Аргон видел, как сильфы пикировали вниз. Кого-то сбивали камни. Чьи-то птицы теряли сознание. Да и сам предводитель падал, отчаянно сжимая в пальцах кожу ястреба.
— Давай же, просил он, но птица не подчинялась, давай!
Тщетно. Все выходило из-под контроля. Аргон стремительно несся навстречу земле, и ястреб звонко кричал, погибая и взвывая к помощи. Юноша увидел, как Киган сорвался с птицы и полетел вниз. Он взмахнул рукой, и порыв ветра подхватил вожака ночных сов, чтобы тому удалось приземлиться без сильных повреждений; предводитель сумел помочь еще двум сильфам, а потом выровнял птицу и через силу прошипел:
— Давай же!
Его глаза закрылись, ветер послушно закружился над его головой. Аргон подлетел к войску Алмана, опередив конную кавалерию Эрла Догмара, и устремился навстречу врагу с разъяренным торнадо, образовавшимся у него за спиной. Когда юноша раскрыл глаза, он увидел дикий ужас на лицах вражеских солдат. Он ухмыльнулся, и обезумевший ветер, не имея собственной воли, обрушился на противников.
Там, где-то вдалеке, у реки, стоял он Алман. Наверняка, он видел надвигающуюся бурю, пусть и не верил, что люди могут создавать такое. Грозовые облака, появившиеся в небе, загромыхали. В ихрь за спиной сильфа усилился. Он раскидывал вражеских солдат и поднимал тонны земли в воздух, но Аргон собирался сделать его еще мощнее и больше.
Н еожиданно крылья ястреба в судороге застыли, будто бы их парализовало, птица не произнесла ни звука. Она просто перестала лететь и стрелой понеслась вниз.
— Нет, стой, стой! Зарычал предводитель, но было слишком поздно. Стой!
Они свалились на землю с такой силой, что молодой сильф отлетел от животного на несколько десятков метров, прокрутившись вокруг своей оси, и как только он столкнулся с землей, торнадо рассеялось, а грозовые тучи медленно расплылись по бескрайнему небу.
В ушах у Аргона звенело. Он попытался подняться, но потом вновь упал, перебирая в пальцах нагретую, рыхлую почву. Время будто замедлилось. Сильф моргал, морщился и ничего не понимал, пока на него свалилось чье-то тело… Кровь полилась из перерезанной глотки, стекла прямо предводителю на глаза, в его рот. Он яростно замотал головой, а она все текла и текла: горячая, соленая, омерзительная. Юноша зашипел и скинул с себя тело. Он судорожно подскочил на ноги, но вновь упал, когда его толкнула проносящаяся рядом лошадь; всадник на ней взмахнул мечом, но Аргон вовремя откинул голову. Рассеянный и сбитый с толку, он вскочил с земли и в отчаянии достал меч. Его глаза до сих пор щипали от чужой крови, и он нервно моргал ими, чтобы разглядеть приближающихся соперников, которым, казалось, не было конца. Юноша отбивался от вражеских выпадов, дребезжание столкнувшихся мечей заполонили равнину, а светом, помимо нещадного солнца, служили вспыхнувшие от ударов желто-красные искры. Аргон должен был найти момент, чтобы в очередной раз использовать свои силы, но каждая секунда могла оказаться фатальной. На предводителя накинулись сразу несколько солдат, и он зарычал, отчего небольшой порыв ветра столкнул их с ног. Он так быстро работал мечом, что даже не замечал его в воздухе! Лишь слышал звонкий свист, с которым он разрезал ветер. Сколько проливалось крови, и как много стрел падало с неба. В безумном хаосе, в настоящем аду юноша старался ровно дышать и вспоминал слова отца, но мысли покидали его, как и все человеческое.
В какой-то момент Аргон понял, что даже двигается, как дикий зверь. Он взвывал на неизвестном ему языке, он утопал в чужой крови. Он вонзил меч в живот мужчины. А тот так на него посмотрел, словно ожидал, что все это обман, иллюзия, что он не находится на волосок от гибели. Сильф со свистом вынул меч, и мужчина неуклюже свалился на землю. Он все еще дергался, когда Аргон смотрел на него, все еще стонал и захлебывался кровью, произнося чьи-то имена. Предводитель будто впервые осознал, где он находится, он вдруг жутко перепугался. Перепугался по-настоящему, до исступления, до изнеможения. Он так распахнул глаза, что они заболели. О н отступил назад и почувствовал дикую боль. Воин Алмана ранил его в спину. Аргон яростно зашипел, он порывисто обернулся и обезглавил солдата одним движением. Голова упала. Тело осталось стоять. Сильф моргнул, и оно уже повалилось на землю, как и сердце предводителя. Все его суждения подверглись жесткой, безжалостной проверке на прочность, проверке на истину.