— Что же, моя дорогая?
— Проклятье всегда м-можно снять.
— Ну, так предполагается, грузно выдохнул старик, усевшись на каменные плиты, и прошелся пальцами по серебристой бороде. У всего есть противоположность, Риа, таков земной баланс. Тьма и свет. Добро и зло. Мужчина и женщина, он усмехнулся. Куда не глянь, повсюду яд и противоядие. Наверное, в том заключен закон сего мира, моя дорогая.
— Друиды о нас позаботились, пылко воскликнула девочка, они предоставили нам возможность исправлять свои ошибки, и если мы наслали п-проклятье на Лаохесана, м-мы сможем его и снять. В клятве г-говорится, что брат не должен пойти против б-брата.
— Ты имеешь в виду клятву, данную правителями трех земель?
Девочка воодушевленно кивнула, и ее синие глаза загорелись.
— Люди пообещали, ч-что если брат пойдет на брата, то Лаохесан возродится. Но что, если брат пожертвует ради брата. Тогда, возможно…
— … проклятье будет снято, и Лаохесан вернется в глубины океана, закончил старик и с интересом воззрился на нимфу. Он прищурился. И все это ты вычитала в книге?
— Я долго думала, смущенно отрезала нимфа. Это в-ведь может помочь?
— Наверное, моя дорогая. Но я бы не стал надеяться всем сердцем, потому что потом, в случае неудачи, разочарование поглотит тебя, словно бурная река. Я сомневаюсь, что на этом веку найдется хоть один человек, готовый пожертвовать собой, еще и неуверенный в успехе. К тому же… у каждого проклятья глубокое дно. Люди проклинают других людей в приступе ярости и злости. От зависти или корысти. Ими всегда руководят страшные силы, которые трудно побороть. Мы подумаем над этим, обязательно подумаем. Но сейчас я бы очень хотел, чтобы ты больше никому об этом не рассказывала, договорились?
Риа недоуменно нахмурилась, но все же кивнула. Она проследила за тем, как старик поднялся на ноги и едва слышно спросила:
— Но п-почему? У нас ведь совсем м-мало времени.
— Мало времени. Мало веры. И мало людей, моя дорогая. Хуракан поджал губы. Мы с тобой должны все разузнать, прежде чем обрекать кого-то на гибель. Возможно, в том и кроется новая ловушка! Брат пошел на брата, но если брат скажет брату рисковать своей жизнью ради всеобщего блага, будет ли он прав?
Нимфа совершенно запуталась, но не взялась спорить. Старик выглядел невероятно озадаченным. Он внезапно приподнял палец и сказал:
— Пойду-ка я, пожалуй, поразмыслю над всем этим. И еще… Он забрал старинный фолиант из рук девочки и улыбнулся. Э та книга мне определенно пригодится.
Риа нахмурилась, кинулась в коридор следом за Хураканом и захлопнула дверь. Они были уверены, что их разговор останется страшной тайной, секретом, о котором никто не должен узнать раньше положенного срока. И они не подозревали, что все это время рядом находился еще один человек, прислушивающийся к каждому звуку.
Эльба медленно дышала. Она прокручивала в голове слова сестры. Если Риа сказала правду, Лаохесана можно было остановить, избежав кровопролития, избежав очередной и гораздо более страшной войны. Если Риа не ошибалась, Лаохесан Опаленный мог и вовсе не достигнуть Калахара. Никогда. Эльба внезапно отчетливо осознала, что вся ее жизнь, и все, что она сделала, возможно, вело именно к этому моменту. Разве сердце Станхенга не должно было умереть за свой народ? Разве не это ей было предначертано?
Девушка стиснула в пальцах простыню, а затем открыла глаза. Она взглянула вверх и почувствовала прилив сил, заставивший ее кровь воспламениться в венах. Если больше в ее жизни и не было смысла, она собиралась его найти. И она найдет его, как только тело восстановится, как только дышать станет легче. Как только она сможет подняться на ноги и отправится в Эридан, чтобы проститься с отцом и навсегда избавить Калахар от угрозы огненного всадника от Лаохесана Опаленного.
ЭПИЛОГ
Герард прибыл в Дамнум спустя пару недель. Вместе с четырьмя солдатами они набрали хворосту и соорудили стол на краю утеса, с которого открывался вид на океан. В глазах мужчины пылала неуверенность. Он никогда прежде не хоронил людей, особенно, сильфов, и руки у него дрожали. Он сжимал в пальцах два круглых камня и глядел на тело рыжеволосого предводителя, не скрывая ужаса.
— Ну что ты возишься? Спросил его один из воинов. Выполняй приказ.
— В Вудстоуне людей не поджигают.
— З релище паршивое, но не можем же мы его тут оставить.
— Он Альфреду жизнь спас, неожиданно рявкнул круглолицый солдат. Шея у него была красная, покрытая ожогами. Так что оставлять мы никого не станем, а похороним, как положено. Не можешь поджечь, я сам подожгу!