— Ты сам сказал, что был в конце лета на Юге и тебе там было жарко, – крикнула Сахана.
— Да. Был. Ездил к отцу лет пять назад. – Алкид запустил руки в свои волосы.
— Ты знал про ураган и шторм в Лато!
— Я же тебе объяснял, что отслеживаю стихийные бедствия, чтобы не потерять деньги. Ураган – это не мелочь. О таких вещах пишут по всему миру. Я в курсе извержения вулкана в Восточных землях. Там я тоже кого-то похитил?
— Я не верю твоим объяснениям.
— Раз уж у нас вечер откровенности, то объясни мне, как ты оказалась девственницей? Пока покупал, подумал, что тебя никто не хотел из-за внешности.
Сахана зарычала. Он пытается ее отвлечь, вывести на эмоции. Иронизирует, чтобы запутать.
— Ты правда думаешь, что я поверю тебе? – спокойно спросила она. –Или отвечу, почему не спешила прыгать по чужим постелям, и мы начнем обсуждать это? Скажи-ка мне лучше, ты же не только маг. Твоя мать была вашнирской шаманкой, так?
— Откуда ты знаешь? – удивился Алкид.
— Потому что ты здорово меня недооценил, – прошипела Сахана. –То есть ты владеешь не только магией, но и вашнирскими методами?
— Да, – признал он.
— И ты мог наложить на меня эти чары?
— Да, обладаю всеми знаниями шаманов! Но я этого не делал. Почему ты вообще думаешь, что я бы стал тащить лекаря через всю страну из-за девственности что-ли? Мне это не важно, к слову. Почему я не мог похитить себе женщину намного ближе? И если я такой любитель бесправных дев, то что же их не сидит у меня 100 штук по подвалам?
Сахана схватилась за голову.
— Я не могу больше смотреть, как ты притворяешься! – отчаянно вскрикнула она, вскакивая с дивана и вытаскивая из кармана сложенную в несколько раз статью. – Ты знал, что тебе нужна была именно я!
Алкид читал вырезку, мрачнея на глазах.
— Ты хочешь сказать, что видишь наши камни? – спросил он тихо.
— Прекрати мне лгать! – Сахана почувствовала, что задыхается от гнева.
Алкид достал из-за пазухи медальон, на котором сияли разноцветные камушки.
— Какого цвета этот? – спросил он ее странным голосом.
— Синий, – с дикой злостью ответила Сахана.
— А этот? – Алкид указал на следующий и так продолжил, пока не дошел до золотой звездочки в центре. От близости с ним, даже такой крошечный камушек сиял с невероятной мощью.
Сахана вспомнила мать Шафараз и день, когда Алкид снял с нее ошейник. Тогда она подумала, что камень, который ей показала шаманка почувствовал магию Лии, но теперь все стало ясно. Камень реагировал на него.
— Невыносимо сияет. Мать Шафараз сказала, что это зависит от силы шамана. Она показывала мне его в тот день в клинике.
— Так вот кто тебе рассказал про мою маму… Но я не шаман, Сахана, – сказал Алкид. – И вот еще один момент. Если бы я взялся накладывать на тебя вашнирские чары, у меня бы это точно вышло не так коряво. Я еще подумал, что шаманы совсем вырождаются и работорговля до добра не доводит. Их великие тайны для меня детские фокусы с монеткой.
— Ты не можешь мне этого доказать, – спокойно сказала женщина.
— Я и не очень-то должен, – бровь Алкида поползла вверх. –Ты принадлежишь мне и есть только одна причина, по которой мы продолжаем что-то обсуждать.
— Какая же? – ехидно спросила Сахана, обдумывая то, что услышала.
— То, что я тебя очень сильно люблю. И мне не все равно, что ты будешь думать обо мне или сколько будешь плакать, когда решишь, что тебя никто не слышит.
Алкид снова схватил ее и поцеловал, ожидая привычного отклика, но она осталась холодной и растерянной. Он вдруг понял, что начинает злиться. То ли на нее, то ли на себя. Даже тогда в подвале, она боялась, но отвечала на поцелуи и ее тело отзывалось на его желание. Сейчас же натыкаясь на эту пустоту, Алкид испытывал неприятное чувство. Он некоторое время пытался понять, что же это. И наконец понял – он терял контроль над ситуацией. Сахана вытекла из его рук, как будто бы была сделана из воды и оказалась на другом конце комнаты.
— Ты сделал достаточно… Я больше не могу верить тебе… – Сахана сцепила руки, а потом бессильно бросила их. – Я обращусь к правителю Севера – оспорю эту сделку и не буду больше твоей рабыней.
Алкид смотрел на нее с большим сочувствием и сожалением, он не знал, что сказать и как уладить то, что уже сделано, но он все еще был в своем праве. И имел силы ее удержать.