Мэри. Любимая, нарядная Мэри…
И Дуглас. Его милый Дуглас, одетый в костюм голубой пирамидки. Прошлый Хэллоуин.
Леонард медленно вернул рамку на место и, ссутулившись, спрятал лицо в ладонях.
***
…Когда работаешь на износ и с каждым днём всё сильнее ненавидишь работу, с головой начинают твориться странные вещи. Перестаёшь прикусывать язык при начальстве, смело глядишь в наглые глаза и начисто забываешь о том, что ты – лишь рядовой менеджер, мелкий винтик в гигантской и беспощадной системе, что ты несёшь ответственность не только за себя…
Но хуже всего, когда при этом у тебя есть писательский дар. И тогда резкие, честные, изобличительные слова яростно льются на бумагу, толкаются и безудержно кричат, стремясь поведать миру свою правду. И неважно, что эти слова написаны под другим именем. Они уже накрепко вбиты в бумагу чёрной, как несмываемый гудрон, краской, растиражированы на всю страну… И радость от облегчения души быстро сменяется ужасом.
Человечка, посмевшего куснуть Корпорацию, находят в два счёта. Увольняют по щелчку пальцев, швыряют из офиса вон, а потом…
Ты видишь, как гудящее пламя жадно пожирает твой дом. Как пылает семейная библиотека, в которой, беззвучно крича, заживо горят Брэдбери, Уэллс, По и сотни других с детства любимых друзей… Ты кричишь вместо них, а после – просто тупо стоишь, чувствуя, как маленький сын, дрожа, цепляется за твою ногу и плачет, видя, как в пламени гибнет его пластиковый Ти-Рекс.
Пожарные приезжают лишь тогда, когда обугленная постройка рушится вконец, точно Дом Эшеров. Полисмен нехотя слушает твой сбивчивый рассказ, морщится при словах про нашумевшую статью и месть больших боссов… Статья? А, так вы тот самый?.. Ну да, ну да… И он, и ты уже знаете, что Корпорация с лёгкостью выкрутилась. Подумаешь, статья… Всего лишь клевета от очередной бездарности…
Дальше – хуже.
Ты чудом спасаешься от машины, промчавшейся от тебя на волосок. Едва успеваешь выручить жену, на которую нападают в тёмном переулке, вырываешь из рук похитителей ревущего сына…
И внезапно ты понимаешь. Всё-всё понимаешь.
В этой стране преданность продаётся и покупается. В этой стране не помогут обличительные статьи. В этой стране тебе не уйти от кары.
***
Леонард вздрогнул. Отвёл руки от лица. Блуждающий взгляд уткнулся в приколотый на стене рисунок Австралии: контур континента, по которому скачет гигантский кенгуру.
Австралия. Да.
Всё равно, что другое измерение.
Леонард приложился к бутылке, но вкуса не почувствовал; к горлу подступила внезапная желчь.
Они там. А он – здесь.
Леонард отлично помнил, как снимал последние накопления со своего счёта. Обнимал дрожащую, бледную Мэри и растерянного Дугласа, обещал, что напишет новых рассказов, подкопит денег и скоро приедет туда, к ним… И прятал глаза, понимая, что отчаянно врёт.
Он сбежал из вечно дождливого Сиэтла в солнечный Лос-Анджелес, арендовал ветхий домик на окраине города, изменил внешность и мучительно пытался снова начать писать… Но выходило из рук вон плохо, Австралия с каждым днём становилась всё более зыбкой и призрачной, а он… Он всё больше чувствовал, что сегодня-завтра будет мёртв.
«К чему такая обречённость? Выше нос, Лео!» – попытался подбодрить его внутренний голосок.
Леонард печально усмехнулся, и голосок стих.
Нет, от этого не скроешься. Неспроста же его сегодня потянуло на кладбище, посмотреть, как там дядюшка Рэй…
«Если выживу, – мелькнула вдруг безумная мысль, – пришлю на могилу венок из одуванчиков. Интересно, в Австралии растут одуванчики?..»
Вечер, сотканный из лавандовых теней, давным-давно перешёл в густо-лиловую ночь. Леонард Хафф поцеловал фотографию близких и, сдёргивая на ходу галстук-удавку, устало побрёл спать.
Вскоре в доме погас свет.
В тот же миг из кустов у забора выдвинулись трое.
***
Найти. Уничтожить. Замести следы.
Задача была простой. И, как все простые задачи, решалась быстро.
– Лэнс – на стрёме, Битти – за мной, – скомандовал Экельс, беззвучно шевельнув обветренными губами. Узкое рыло пистолета с глушителем уже торчало из его руки.
Калитка мягче мягкого повернулась на смазанных петлях. Двое нырнули в сад и, крадучись, двинулись к дому сквозь плотную, будто сгусток лакрицы, темноту…
Резкий щелчок. Остановка.
– Битти?..
Молчание. Потом – неуверенный шёпот:
– Там… Вроде есть кто-то.
Новый щелчок. Нет, скорее, пощёлкивание: металлическое, странное, словно поблизости заработал гигантский садовый секатор.
Опять тишина. Следом – лёгкий гул, шипение – точно бекон швырнули на раскалённую сковородку. И вдруг – низкое, полное угрозы, ворчание.