— У тебя нет причин обижаться на меня, — сказала она, подходя поближе. — К твоему сведению, я громко крикнула “привет”, когда услышала, что кто-то поет в ванной.
. — Вероятно, ты сделала это недостаточно громко.
Этот ответ озадачил ее. В нем чувствовались какая-то скромность и осуждение ее поступка. Она еще никогда не сталкивалась с тем, что кто-то стеснялся своего тела. Для нее это было в высшей степени непривычно. Но, вспомнив о специфике своей работы, она поняла, что нельзя подходить с привычными мерками к другим людям. Возможно, она зашла слишком далеко в своей откровенности, но все равно его скромность показалась ей слишком старомодной, не соответствующей современным реалиям мира. Видимо, у него есть небольшой пунктик на этот счет, решила она.
Шей окинула его оценивающим взглядом. В одежде он казался не менее привлекательным, чем без нее. Его голос был настолько мелодичным, что возникало ощущение, будто звучал струнный инструмент в руках талантливого музыканта. Он волновал ее даже больше, чем все остальное.
— Если бы ты не орал во всю глотку, — объявила она, желая добиться от него нужной реакции, — то ты непременно услышал бы мое предупреждение.
— Я часто пою, когда принимаю душ, — сказал он. — По-моему, это обычная вещь.
— Я не открывала дверь в ванную. Она уже была открыта. Было весьма неосмотрительно с твоей стороны. Неужели ты не знал, что я должна приехать? Ты вышел из ванной в тот самый момент, когда я подошла к двери. Что мне оставалось делать?
Он повернулся к ней, и она отметила, что он очень высок — сантиметров на пятнадцать выше ее, хотя ее рост был отнюдь не маленьким для женщины. Он был одет в обычные слаксы и спортивную майку без воротника. Рукава, подвернутые до локтей, обнажали его сильные, мускулистые руки.
— Да, Селия сказала мне, что ты должна приехать, но она уверяла меня, что ты приедешь поздно вечером. Что касается твоего поведения, которое смутило нас обоих, то ты могла бы сразу покинуть комнату, а не дожидаться, пока я выйду из ванной. Ты поставила меня в глупейшее положение тем, что спокойно наблюдала за мной, как будто дело происходило в баре со стриптизом.
Шей очень нравилось, как он нахмурил свои темные брови, от этого его сверкающие от гнева голубые глаза казались еще более яркими.
— У меня не было никакого чувства смущения, — сказала она не мудрствуя лукаво.
— А жаль, — ответил он. — Оно должно было появиться у Тебя.
— Почему? Ты что, стесняешься своего тела? Ты считаешь, что человеческое тело — что-то грязное и постыдное?
— Нет, — отрезал он, плотно сжав свои белые зубы.
— В таком случае тебя смутила не твоя нагота, а лично я. Может быть, ты не любишь женщин?
Она мило улыбнулась и села на стул. Не отрывая от него взгляда, Шей подсунула руки под колени и провоцирующе наклонилась вперед, выставляя грудь. Она знала, что, приняв такую позу, она выглядит весьма привлекательной для мужчин. Ее грудь, зажатая руками, образовала глубокое ущелье, которое невозможно было не заметить, тем более что под майкой у нее не было бюстгальтера. Эластичная ткань майки плотно облегала ее тело, не оставляя простора для воображения. Может быть, ей будет стыдно потом за свое поведение, но сейчас она полностью отдалась этой увлекательной игре, чувствуя демоническое напряжение во всем теле.
Он равнодушно окинул ее взглядом и снова повернулся к чайнику, сняв его с плиты.
— Мне нравятся некоторые женщины, — сказал он, подчеркивая ударением слово “некоторые”.
— Но только не честные, независимые и свободомыслящие, — выпалила она, с трудом сдерживая раздражение. — Я вполне могу представить себе тот тип женщин, которые тебе нравятся. Скромные и покорные, как рабыни.
Шей вскочила на ноги и стала ходить по кухне. Она в самом деле разозлилась на него за то, что он так явно равнодушен, но еще больше она злилась на себя за то, что ее почему-то задевает его отношение к ней.
— Послушай, — продолжала она нетерпеливо, — я же сказала, что сожалею о случившемся. Не понимаю, почему ты делаешь из этого трагедию общенационального масштаба. Да, я видела тебя голым, ну и что? Что в этом плохого? Если бы ты оказался на моем месте, то не упустил бы возможности поглазеть на меня или любую другую женщину. И не надо этого отрицать. Я все равно не поверю тебе. Могу добавить к этому, что твои мысли при этом были бы намного вульгарнее, чем мои.
— У меня не бывает вульгарных мыслей о женщинах, а интимные отношения были только с женой, — тихо ответил он.
— Ты женат? — удивленно спросила Шей и огляделась вокруг, как будто желая увидеть это несчастное существо, которое могло быть женой ее сводного брата. Странно. Она почему-то не допускала возможности, что у него может быть жена. Она была абсолютно уверена, что ее мать не упоминала об этом.
— Я был женат.
— Развелся?
— Нет. Она умерла.
Желание Шей продолжать эту игру как-то внезапно померкло, а затем напрочь исчезло. Ее дразнящая улыбка превратилась в скорбную гримасу сожаления. Она выпрямилась на стуле, поправила майку и уставилась невидящим взглядом куда-то за дверь. Во дворе стояла старая машина, которую она не заметила, когда подъехала к дому.
— Извини, — тихо сказала Шей тоном примирения. Наступила тишина, нарушаемая лишь звуком льющейся из чайника воды. — Мать не рассказывала мне о тебе. Я действительно ничего не знала.
— Сахар?
Она резко подняла голову и посмотрела в его голубые глаза.
— Не поняла. Что ты сказал?
— Тебе положить сахар в кофе?
— А.., нет.., нет. Но если есть молоко или сливки, то это было бы неплохо, — добавила она, принимая из его рук большую чашку.
Он подошел к холодильнику и достал оттуда пакет молока. Затем вернулся к столу и поставил пакет перед ней.
— Благодарю, — сказала она, опустив голову.
— Не стоит благодарности, — ответил он сдержанно, наливая себе кофе в чашку.
Пододвинув стул, он сел напротив нее. Некоторое время они сидели молча, и ни один из них не посмел нарушить тишину. Ян смотрел на благоухающую за окном природу и время от времени дул на кофе, стараясь остудить его. Наконец он повернулся к ней и с трудом проговорил:
— Какой-то пьяный водитель врезался в нас однажды ночью. Жена умерла на месте, не приходя в сознание. А у меня не было ни одной царапины. Это случилось почти два года назад. Я знаю по опыту, что лучше сказать все сразу. Это избавляет людей от желания задавать вопросы, а меня — от необходимости на них отвечать.
На кухне вновь воцарилась тишина. Шей показалось, что ее любовь к жизни и всему живому — ничто по сравнению с этой ужасающе бессмысленной смертью. Она глубоко сочувствовала этому человеку, который испытал такое горе. Ей очень хотелось показать ему, что она вовсе не легкомысленное и бездушное существо, не способное понять чужого несчастья.
— Я тоже была замужем, но все кончилось разводом, — задумчиво сказала она. — Но сейчас это все просто материал для статистики, как и судьбы тысяч других людей.
— Как и судьба Мэри.
— Да, — ответила Шей и отхлебнула глоток из чашки.
Она снова посмотрела на него, стараясь, чтобы он не заметил ее взгляда. В профиль черты его лица показались ей более строгими, чем в фас. Может, его блестящие голубые глаза придавали его лицу мягкость, отвлекая внимание от строгих очертаний подбородка? Может, именно эти глаза заставили ее вспомнить свое неудачное замужество? Она никогда не рассказывала кому бы то ни было о своей неудавшейся семейной жизни. Эта тема была закрыта для всех. Одно только упоминание ее девичьей фамилии неизбежно приводило к неприятным воспоминаниям, а то и к болезненным ощущениям. И все же она сказала об этом Яну Дугласу. Почему такое доверие она испытывала к этому человеку, с которым только что познакомилась?