И пуритане не в силах устоять перед ним. Руперт бьет пуритан, мелькают в воздухе сабли, мечи и копья, и вот уже множество убитых лежит на земле. А с флангов отряда Руперта встают, придя ему на помощь, огромные всадники в латах, похожие на стальные башни, рядом же с принцем — всадник с короной на голове. А над ними развевается сверкающее золотом знамя с изображением дракона. И бунтовщики понимают, что это король Артур вернулся в свои владения. И вспоминают, что на них лежит кровь британцев. Их командир бросает штандарт и начинает рыдать. А королевские всадники скачут мимо него…
И видят они: отряды Маврикия приближаются к Круглоголовым. Артиллерия пуритан готовится разметать их беспорядочную массу. Но вдруг над огневыми позициями воздух начинает темнеть. Он превращается в облако, из которого водопадом льет дождь; порох промокает, и стрелять пуритане уже не могут. А совсем рядом, в нескольких футах — чистое небо со сверкающими звездами. Крестьяне лавиной мчатся вперед.
И видят они: курьеры мчатся к дальним частям армии парламентаристов, чтобы передать приказ прийти на помощь. Отряд подкрепления приближается к реке. Они почти уже вступили на мост, как вдруг речные воды вздыбились. Река неистово кипит, бушует, покрываясь белой пеной — и, сорвав мост, уносит его прочь. Отрезанные от своих, солдаты вынуждены остаться на другом берегу, и позже, когда река входит в свое русло, их уничтожают…
И видят они: Руперт в гуще врагов без устали машет саблей, рассекая пуритан. Но их слишком много, а отряд принца невелик. Призрачные рыцари далеко… Но с другой стороны к месту схватки приближается Маврикий со своими людьми. В их сторону направляется отряд тяжелой кавалерии, презрительно глядя на сброд и намереваясь изрубить его в куски. Но воздух разрывает визг и вой; сверкают глаза, блестят клыки… волки и дикие коты, которых уж несколько поколений не видывали в местных лесах, вдруг бросаются на коней. Кони встают на дыбы, несут… Крестьяне бросаются врукопашную.
И видят они: небеса прорезает дождь метеоров. Земля дрожит под ногами.
И видят они: Кромвель скачет от отряда к отряду. Именем своего Бога, силой своей воли он заставляет их собраться и снова броситься в бой. Как железный идол, возвышается он в седле над своими кавалеристами и бросает их в новые и новые атаки. И кажется — ничто не может проломить эту стену. Но они начинают уставать. И все же Кромвель добивается того, что отступают они упорядоченно, в надежде, что придет день и час, когда они победят.
Но раздался шум, испугавший и потрясший их до глубины души. И взглянув на север, все увидели, что надвигается на них — медленно, неотвратимо, не по-человечески… Это был лес.
Дубы передвигали свои могучие корни; покачиваясь, шагали ясени, кусты терновника размахивали колючими ветвями… а за ними маршировали ели, прыгали лавровые кусты, скользили ползучие растения, с грохотом катились валуны… темная, тяжелая масса жизни… и ужас истекал от каждого листа.
И это был конец. Хотя Кромвель, надрываясь, кричал, что это всего лишь фантомы, его воинство не в силах оказалось выдержать подобное. Души пуритан сжались, съежились от страха, и они ударились в паническое бегство. Руперт, хотя и с трудом, удержал своих людей от погони.
И видят они: через несколько часов, разоружив и взяв под стражу тех бунтовщиков, что не умчались сломя голову, Руперт встретился с Кромвелем. Оба они были верхом. Обменявшись с Кромвелем несколькими вежливыми словами, Руперт принял у того меч.
В холодных лучах рассвета, зеленых и красных, осветивших на удивление обычный мир, принц поскакал к Гластонбери-Тору; поднявшись на вершину, он отсалютовал королю и сказал:
— Ваше величество, вы победили!
Уилл Фарвелл, словно прикованный стоявший возле костра, вздрогнул и поглядел на остывшие угли.
— А что случилось? — спросил он, растерянно вертя головой. — Я, похоже, задремал чуток. — И он чихнул.
Глава 25
Гудели и звенели колокола, развевались знамена и флаги, когда король въезжал в свою столицу. Среди бесчисленных толп, высыпавших на улицу, немало было и таких людей, которые работали на парламентаристов и сражались за них. Но почти все они сейчас радовались тому, что война окончена и их братья вернулись домой. А над шумом и пестротой толпы сияло безоблачное небо. Легкий ветерок играл листвой в садах и парках.
Справа от короля Карла ехал принц Руперт, слева — принц Маврикий; за ними катил золоченый экипаж с королевской семьей, окруженный верховыми дворянами. А следом ехала карета с Дженифер Элайн и сэром Уильямом Фарвеллом. Дженифер среди всего этого великолепия выглядела растерянной. И сэр Уильям старался за двоих — улыбался и кланялся во все стороны, особо отмечая хорошеньких девушек. Дальше двигалась целая процессия — священнослужители, пэры, офицеры, послы и прочие благородные лица. Королевскую армию представляла почетная стража, сверкающая латами и горящим на солнце оружием, под развевающимися знаменами; пышногривые кони выступали медленно и торжественно. Но регулярные части не вошли в город, а у стражей не было огнестрельного оружия. «Мы не должны являться домой, как завоеватели, — сказал король. — Мы надеемся, что нас примут, как целителей…»
Среди павлиньей пышности нарядов пэров и командующих резко выделялась простая одежда людей, стоящих перед троном. Это были представители разных городов Англии. Среди них можно было заметить шотландцев и ирландцев, державшихся чуть наособицу.
В полукруглые окна бил яркий солнечный свет, и, когда король Карл поднял руку, призывая к вниманию, драгоценные камни колец на его пальцах ярко вспыхнули.
— Вы уже знаете в целом то, что завтра мы намерены сообщить нашему народу и всему миру, — сказал король. — И все же позвольте нам, учтивости ради, кратко изложить вам все, дабы вы могли это обдумать. Мы вместе — король и простой народ — прошли жестокую школу, и нам розгами вколочен тот урок, что впервые прозвучал на горе Синайской. И теперь мы должны сделать свои выводы!
Это правда, что нельзя простить и забыть государственную измену. Нераскаявшиеся руководители мятежа — такие, как Кромвель, Шелгрейв и прочие — должны быть изгнаны, а их имения конфискованы и переданы небогатым, но преданным людям. А им придется отправиться в ссылку, или, если они захотят, для них будет снаряжен корабль, и они могут уехать в Новую Англию и там начать новую жизнь. Там им пригодилось бы их упорство.
Что же касается большинства, массы простых людей, им даруется прощение без всяких условий. Давайте примиримся друг с другом, отстроим наш дом, разрушенный понапрасну в гневе, и будем жить в любви и мире.
И в конце скажу, что и корона должна выполнить свой долг. Потому что и на короле, и на церкви, и на знати лежит доля вины. Не просто из-за глупости и безрассудства, но из стремления к тирании все старое и отжившее стояло на пути нового века, не желая прислушаться, не желая измениться… но есть вина и на парламенте, который из-за высокомерия, нетерпимости и торопливости способствовал началу нечестивой гражданской войны. Так давайте же соединимся, обретя новые мысли и новые взгляды. Пусть будет созван новый Парламент, и мы вместе с ним напишем новые законы, которые послужат расцвету нашей родины.
Это было низкое маленькое строение, съежившееся под соломенной крышей, словно от холода. Над крышей вился дымок, уносимый легким ветром; вокруг дома на голой земле стояли кривые деревья, давно растерявшие последние листья. День был холодный и ясный.
В это серое и коричневое уныние, как молния, ворвался сэр Уильям Фарвелл. Свиньи и цыплята, бродившие по двору вокруг дома, рассыпались в стороны и попрятались, напуганные его стремительным появлением. Уилл спрыгнул с коня на кочки замерзшей грязи, бросил поводья на коновязь и заорал:
— Э-гей, детишки мои! Ваш папочка вернулся!
Из дома высыпала толпа малышей и закружилась вокруг него. Он сгреб их, двоих посадил к себе на плечи и важно направился к двери.
Дверь распахнулась. Появилась крупная женщина в старом, заплатанном платье. На мгновение у нее перехватило дыхание, на глазах выступили слезы. Но тут же она подбоченилась и шагнула вперед.