Тихая, теплая ночь пахла зеленью. Внизу стрекотали цикады.
Руперт, положив руки на влажные от росы камни парапета, взглянул вверх и медленно продолжил:
— Теперь я и в самом деле могу представить, как мы поднимемся на борт корабля, способного долететь до Солнца.
Шелгрейв нахмурился, хотя этого и нельзя было увидеть, поскольку широкие поля шляпы закрывали его лицо.
— Поосторожнее, — резко бросил он. — Хотя Господь и милостив к нам и позволяет нам услаждать наши измученные заботами и бессонницей души — что мне слишком хорошо известно, — наблюдая небесные явления, но и Сатана не дремлет, стараясь увлечь нас… Утверждение о движении Земли прямо противоречит Священному Писанию.
Руперт вздернул брови:
— Я не богослов, но я знавал вполне благочестивых людей, которые утверждали прямо противоположное. — Глаза принца нечаянно скользнули по стражникам, и Руперт невольно передернул плечами. — Не сомневаюсь, вы станете отрицать даже то, что Земля круглая.
— О нет, не стану! Это было известно уже в древние времена. Даже в языческой Британии, до прихода римлян, этот факт был признан.
Руперт откровенно заинтересовался:
— Как это?
— Но разве разгневанный Лир не воскликнул: «Разящий гром, расплющи шар земной!»? Я бы не осмелился утверждать, что великий историк говорит неправду.
— Мне давно хотелось в этом разобраться, — сказал принц. — На континенте так много записей и хроник сгорело во время нашествия римлян, что Шекспир остался чуть ли не единственным нашим источником… да есть немногое о более давних временах, о греках, первом королевстве Богемии, имевшей тогда выход к морю, или о прежней России… Но что записывал великий историк — факты или всего лишь легенды? Да и может ли подлинная правда пройти через испытания веками?
— Может, если она предназначена для избранного Богом народа, — торжественно произнес Шелгрейв. — Этот народ — англичане, а он — их историк.
В глазах Руперта сверкнула насмешка:
— Ну, я наполовину англичанин. Продолжайте.
Шелгрейв прошелся взад-вперед, сложив руки за спиной, и заговорил торопливо:
— Но разве вы не согласны с тем, что англичане избранный народ, ведь это видно из их национального характера, из языка, возвышенной речи благородных людей и простолюдинов… он существовал еще до того, как воздвигнуты были стены Трои, до Афин Тезея… А когда мы тщательно изучаем нашу английскую Библию, нетрудно увидеть, кем были наши предки: не кто иной, как одно из десяти племен Израиля! Их потомки в других местах смешались с местными племенами и почти утратили свою первоначальную природу, однако тут, в удаленной Британии, они остались сами собой, не смешиваясь с римлянами, саксонцами, датчанами — хотя, все они родственной нам крови. И хотя их много раз обманывали, как израильтян во времена Абрахама, они всегда хранили зерно истины, расцветшее в душе Великого Историка.
Руперт потер подбородок:
— Да, это может быть… Я однажды ночевал в его доме.
Шелгрейв резко выпрямился:
— Вы?!
— Да, около года назад. Королева незадолго до того вернулась в Англию с войском и деньгами. Я сопровождал ее до Оксфорда, где находился ее супруг-король. И так уж случилось, что я провел одну ночь в Стратфорде. Его внучка с мужем по-прежнему живут в том доме, и они оказали нам гостеприимство. На следующий день я помолился на его могиле.
Руперт снова посмотрел через парапет вниз. Перед ним лежали развалины аббатства. Принц указал на них.
— Если вы так уважаете старину, — сказал он, — почему вы стремитесь уничтожить былую славу подобных мест?
Шелгрейв подошел ближе. Голос пуританина прозвучал резко и хрипло:
— Мы восстановим истинную древность — вернем времена Иеговы-Громовержца и его Сына, изгнавшего менял из храма… и лишь Он один останется в душах людей. О мой лорд, я думал, вы были протестантом.
— Прежде всего я просто христианин, — заметил Руперт, стараясь говорить спокойно. — И вопреки всем ошибкам, те стены были оплотом правды.
— Когда закончится эта братоубийственная война, я разрушу их, сровняю с землей и поставлю там железные моторы.
— Варварство! Зачем?
— Чтобы изгнать тех духов, что время от времени являются туда и которых видят преданные им люди, бродящие в развалинах и вон в том лесу, — Шелгрейв указал вдаль. — Да, верно, римская церковь сначала была непорочна — в те времена, когда блаженный Августин проповедовал в Саксонии. Но явился Змий, вместе с ересью и язычеством — и сильнее всего его влияние сказалось в западных землях, где так называемые христиане кельты творили свои обряды в Ирландии, Уэльсе и в самом Гластонбери…
— Говорят, Гластонбери был Авалоном короля Артура.
— Если и так, то после Артура там все разложилось. И здесь произошло то же самое, и вскоре католики примирились с язычеством. Святые являлись весной, чтобы благословить поля — какая им была разница, кого считали святым? Танцы Мая и Морриса стали в конце концов просто непристойными, а вместо Рождества праздновали зимнее солнцестояние. Местные жители продолжали подносить молоко и зерно эльфам, а священники закрывали на это глаза… ох, да ведь они требовали уже, чтобы Пака произвели в христианские святые! — Шелгрейв вцепился в рукав Руперта. — Но не ошибитесь, — прошипел он, — все эти твари и вправду существуют, и ведьмы, и дьяволы, и Люцифер, они насмехаются над Творцом и строят ловушки ада… У меня есть одна немецкая книга, которую вам следует прочесть, — Malleus Maleficarum, в ней объясняется все, и рассказывается, с какими муками добывается правда, и лишь огонь и вода могут уничтожить зло, лишь веревка и перекладина — задушить его!
Руперт некоторое время молча разглядывал Шелгрейва, потом сказал:
— И вы еще изучаете астрономию! Думаю, мне лучше вернуться вниз, в мою камеру!
Глава 4
За стенами стоял серый день, солнце пряталось за низкими облаками, время от времени начинал моросить дождь. Коровы, пасшиеся на ближайшем выгоне, казались невероятно красными на фоне мокрой зеленой травы. Сквозь открытое окно в комнату проникала промозглая сырость, которой храбро противостоял стреляющий искрами огонь в очаге.
Конечно, назвав свою комнату камерой, Руперт был слишком энергичен в выражении. Это была широкая палата, удобно обставленная, устланная коврами. Но принц отодвинул в стороны большую часть обстановки, чтобы освободить место для рабочего стола. И теперь Руперт стоял возле него, осторожно ведя резцом по воску, наложенному на медную пластинку. Время от времени он брал кусок хлеба или мяса или делал глоток эля из стоящего рядом кубка.
Раздался стук в дверь, едва слышный сквозь ее дубово-металлическую толщу. Руперт раздраженно откликнулся. Но его раздражение растаяло, когда он увидел Дженифер. Один из стражей, стоявших на площадке лестницы, тут же занял пост в дверях.
— О, добро пожаловать, леди! Какой приятный сюрприз! — принц поклонился.
Хотя Руперт был одет в запятнанные кислотой рабочую блузу, бриджи и домашние туфли, а на девушке был хотя и темный и строгий, но очень дорогой наряд, принц выглядел более изысканным. Девушка вспыхнула, сжала руки и опустила глаза.
— Чем обязан вашему визиту? — спросил Руперт. И добавил с усмешкой: — И где ваша дуэнья?
— Я… я от нее сбежала, — прошептала Дженифер. — Она бы ни за что сюда не пошла.
— А, боится испачкать свои крахмальные юбки и свою непорочность в моей пропитанной серой берлоге? Бедная Пруденс! — Руперт громко расхохотался. — Но ведь и вы пришли сюда впервые с тех пор, как я заключен в этой башне, а прошло уже четыре недели! — Веселость принца угасла. Шагнув ближе к девушке, он осторожно сказал: — Вашему дядюшке это не слишком понравится, даже если он и ничего не скажет… ему давно не по душе то, что мы с вами слишком много гуляем вместе, играем в шашки и шахматы — и все это на глазах у всех. — Тут принц вспомнил о Круглоголовом, стоявшем в дверном проеме, и одарил его язвительным взглядом, добавив: — А впрочем, вас все равно охраняют.