Баррет поднял горящие глаза на свояченицу. Он играл серебряной ложечкой, как будто его заинтересовала ее форма.
— Ты получала какие-нибудь известия от Пекоса в последнее время? — спросил он.
Застигнутая врасплох, она пробормотала:
— Нет, ничего за последние несколько недель. Ты же знаешь Пекоса, он просто появится здесь в один прекрасный день без всякого предупреждения.
— Вот именно. И до того как он свалится как снег на голову, я собираюсь жениться на Анжи Уэбстер. Я не хочу, чтобы Пекос…
— Кто это меня зовет? — донесся с противоположного конца двора смеющийся голос.
Эмили и Баррет обернулись одновременно. Высокий мужчина направлялся к ним. Его иссиня-черные волосы поблескивали под лучами палящего солнца, длинное сильное тело с кошачьей грацией двигалось по каменному полу, а серебряные шпоры позвякивали при каждом шаге. Белая полурасстегнутая рубашка наполовину обнажала загорелую грудь, на которой вились черные волоски. Ружейный ремень из гладкой черной кожи перепоясывал стройные бедра. Начищенная рукоятка ружья отражала солнечные лучи, на какой-то миг ослепив остолбеневшего Баррета МакКлэйна.
Подойдя ближе, высокий мужчина с ослепительно сверкающими на смуглом лице зубами продолжал смеяться глубоким низким смехом. Он остановился за креслом Эмили Йорк, нежно положил длинные смуглые пальцы ей на щеки и откинул ее голову назад. Наклонившись, он крепко поцеловал ее и весело спросил:
— Ну, как поживает моя любимая тетушка?
Тонкие, покрытые кружевом руки Эмили потянулись к нему, и она просияла:
— Пекос! Ты приехал домой!
Глава 3
С трепетом и дрожью Анжи Уэбстер закрыла за собой дверь дома, где прожила всю жизнь. Со дня рождения здесь, в маленьком удобном доме на улице Смоковниц, для нее сосредоточилась вся Вселенная. Хотя она часто раздражалась, что жила как заключенная в этих старинных стенах, мысль о том, что теперь она покидает свой дом навеки, чтобы отправиться в незнакомую далекую землю и выйти замуж за человека, которого никогда прежде не видела, наполняла ее ужасом.
Положив руку на дверную ручку, Анжи застыла на минуту, окидывая прощальным взглядом опустевшее теперь жилище. Слезы блеснули в ее глазах, она страстно желала запереть дверь и спрятаться где-нибудь внутри, чтобы никуда не уезжать.
— Анжи, перестань даром тратить время, пора идти. — Голос отца заставил ее очнуться. Она заперла дверь и кинулась вниз по деревянным ступеням веранды.
— Доброе утро, мистер Дэвис, — сказала Анжи, приветливо улыбнувшись соседу, живущему через улицу напротив, который любезно согласился отвезти Уэбстеров к причалу.
— Доброе утро, Анжи, — кивнул он, протягивая руку хорошенькой девушке.
Оперевшись на нее, она поднялась в высокий экипаж и села рядом с отцом. Анжи бросила через плечо короткий взгляд на две дорожные сумки и тут же услышала скрип обшитого кожей сиденья, на которое с шумом сел Берт Дэвис.
— Готовы? — спросил он, беря в руки поводья.
— Готовы, — подтвердил Джереми.
— И вы, Анжи? — Берт Дэвис взглянул на маленькое печальное личико. Мягким голосом он снова обратился к ней:
— Дорогая, мы можем ехать?
Не доверяя своему голосу и спрятав холодные как лед руки в складках поношенного белого льняного платьица в синюю полоску, Анжи кивнула головой, хотя ей казалось, что сердце у нее вот-вот разорвется от горечи. Понимая ее отчаяние, Берт Дэвис прищелкнул языком, понукая старую лошаденку, впряженную в маленькую коляску. Его душа тоже болела. Берт и его жена Перл жили через улицу напротив дома Уэбстеров в течение пятнадцати лет. Берт очень живо помнил день, когда они с женой переехали в маленький белый домик на улице Смоковниц. Едва только он помог Перл выйти из экипажа, как самый прекрасный ребенок, которого они когда-либо видели, перелетел через улицу, и льняные волосы девочки сверкали в лучах яркого июльского солнца.
Трехлетняя Анжи Уэбстер смеялась, ее сладкий голосок звенел, вырываясь из маленького ротика. Счастливо закричав: «Я — Анжи Уэбстер. А вы кто?», она кинулась прямиком к нему на руки, и когда он поднял ее с земли, завизжала от восторга.
Бездетные Дэвисы тут же влюбились в хорошенькую трехлетнюю девочку. К несчастью, они были вынуждены скрывать свою любовь. В тот давний июльский день Джереми Уэбстер, словно буря, выскочил из своего дома и, подскочив к незнакомцам, выхватил свою маленькую дочку из коротеньких пухлых рук Берта. Он холодно кивнул Дэвисам и, отрывисто отрекомендовавшись, резко развернулся и вновь пересек улицу, теперь уже с девочкой.
Некоторое время Дэвисы стояли у своего нового дома, глядя на небольшое здание, где только что скрылись отец и дочь. Вдруг они услышали жалобный плач красивой малышки. Отец бил ее ремнем, кричал, чтобы она никогда впредь не смела заговаривать с незнакомыми людьми и не выходила из дома одна.
Чувствуя себя виноватым за чрезвычайно суровое наказание девочки, Берт Дэвис взглянул на Перл и твердо сказал:
— Я пойду поговорю с ним.
— И я с тобой, — ответила взволнованная Перл. Супружеская чета пересекла улицу Смоковниц и громко постучала во входную дверь дома Уэбстеров.
Вежливо улыбаясь, Джереми Уэбстер пригласил их войти. Из задней комнаты дома слышались прерывистые рыдания девочки.
— Я счастлив познакомиться с вами, — прохладно обратился Джереми Уэбстер к изумленной паре. Он, казалось, был абсолютно глух к жалобным звукам, раздающимся в знойном неподвижном воздухе. — Моя дочь постоянно выводит меня из себя. Я религиозный человек и стараюсь вести себя как библейский Иов, но это нелегко. Анжи должна повиноваться мне, и я уверен, что вы с этим согласны. Я не позволяю и никогда не позволю впредь моей дочери посещать соседей. Это твердое правило она должна усвоить на всю жизнь, и если вы хотите помочь мне, вы не будете приглашать ее в свой дом.
— Но зачем вы… — начал было покрасневший от гнева Берт Дэвис, но рука жены предупреждающе обхватила его руку со вздувшимися мускулами, успокаивая его.
— Мы понимаем, мистер Уэбстер, — кивнув, сказала Перл Дэвис. — Это наша вина, что все так случилось. Мы увидели вашу хорошенькую малышку и позвали ее. Пожалуйста, не наказывайте ее снова. Это больше не повторится. А теперь мы должны идти. — Схватив мужа за руку, она пошла к двери, увлекая его за собой.
Перл и Берт Дэвис сдержали данное ими слово. Перл интуитивно почувствовала, что Джереми Уэбстер — человек с очень тяжелым характером, и они не в состоянии его изменить, о чем она и сказала мужу.
— Единственное, что мы можем сделать, Берт, — Перл печально взглянула на мужа, — так это никогда не показывать девочке, что мы ее видим. Ты понимаешь?
— То есть ты имеешь в виду, что если мы хотя бы поздороваемся с ней через улицу, это может побудить ее прийти в наш дом, и за этим последует суровое наказание?
Перл тяжело вздохнула:
— Именно так. Нам никогда больше не испытать радости от общения с нашей маленькой соседкой, так же, как, похоже, и с нашим собственным ребенком.
— Ничего, любовь моя, — Берт Дэвис привлек ее к себе за мягкие плечи.
Таким образом, в свои восемнадцать лет Анжи так никогда и не была в гостях у Дэвисов. И она даже не догадывалась, как сильно любит ее эта чета. Из-за занавешенных окон добрые супруги, страстно желая в душе приголубить ребенка, наблюдали, как хорошенькая Анжи превращалась с годами из ребенка в красивую девушку. Из-за этих же кружевных занавесок полными слез глазами Перл наблюдала сейчас, как Анжи поднимается по ступенькам и забирается в коляску при помощи Берта. Когда же она увидела, что маленький экипаж заворачивает за угол и исчезает из виду, добрая женщина расплакалась, словно Анжи была ее собственным ребенком. Перл Дэвис понимала, что она уже больше никогда не увидит эту чудесную девушку.