Встречаясь с Валерией Чюрлёните-Каружене, я который раз убеждался в том, что всю свою жизнь и всю свою любовь она посвятила высокой цели — собиранию, хранению и исследованию произведений своего брата. И если сейчас тысячи людей могут любоваться картинами гениального художника, то в этом большая заслуга его сестры…
Наводнение и для меня обернулось тяжелым горем…
В Бабтай, у Жемайтийского шоссе, жил мой брат Пранас, по профессии ветеринар. Я очень радовался, когда застал его, вернувшись, невредимым вместе со своей семьей. Несколько раз мы виделись в Каунасе, беседовали, рассказывали о пережитом. Паводок разрушил Вилиямпольский мост, а вскоре после стихийного бедствия однажды вечером я получил телеграмму — мой брат тяжело заболел. Я бросился туда-сюда в поисках машины, чтобы доставить брата в каунасскую больницу. Увы, учреждения уже не работали, шоферы разошлись по домам. Частных машин и такси тогда вообще не существовало. И все-таки, уже глубокой ночью, машину удалось где-то раздобыть. Я приехал к только что налаженной паромной переправе. Паром не работал — закрыли на ночь. Пришлось вернуться в город. И только ранним утром мне удалось переправиться через Нерис. Не доехав до Бабтай, на шоссе я встретил телегу, в которой лежал Пранас… Он был смертельно бледен; когда телега остановилась, я услышал, что он тяжело стонет. Мы перенесли больного в машину и вскоре уже были в Каунасе, во дворе больницы Красного Креста. Здесь Пранаса положили в палату, и врач Яржемскис тут же приступил к операции. Оказалось, аппендикс уже лопнул, с операцией опоздали…
Почти каждый день я ходил к брату в больницу. Тяжело было смотреть на его красивое, но как бы спавшее, изменившееся лицо. Когда ему бывало лучше, мы вспоминали прошлое, свое детство, я рассказывал ему, как приглядывал за ним, как мы вместе росли. Вспомнили лето 1939 года, когда я жил у него над озером Сартай и готовил к печати сборник рассказов «Ночь». Долгими часами сидели в больнице молодая жена Пранаса и его дочурка.
Не хватало лекарств. Я пытался достать их через Цвирку, который тогда уже жил в Вильнюсе. Но и там с лекарствами было туго. Цвирка писал мне: «Лекарства кое-как, порядком набегавшись, достал. Высылаю. Трудно было найти и человека, чтоб их доставить…» Война внесла в быт сумятицу, сделала сложными и трудными самые простые вещи…
Пранас не поправился. Он не мог есть, страшно исхудал. Сделали еще одну операцию. Но она уже не могла спасти моего брата. Самое страшное, что он, как медик, понимал свое состояние… Он угасал, словно свеча, и умер, скорее всего, от истощения — долгое время он ничего не ел…
Был поздний вечер, когда я вошел в палату и увидел его лицо без признаков жизни. Судорога стиснула горло. У постели рыдала вдова.
Эта смерть потрясла меня — Пранас был любимым моим братом. Мягкий, умный и трудолюбивый человек, он завершил свое образование уже взрослым, — насколько мог, я тоже ему тогда помогал… И долго не выходила из головы мысль: если бы не наводнение, если бы не разрушенный мост, мы успели бы вовремя доставить его в больницу и все бы обошлось…
Родные и друзья проводили Пранаса на кладбище у проспекта Витаутаса. Так или иначе, он оказался еще одной жертвой войны. Если бы не война и ее последствия, Пранас жил бы по сей день.
Все яростней зверствовало в Литве националистическое подполье. Из деревень в леса сбежало немало молодежи, уклоняющейся от службы в Красной Армии во время военных действий. Там ее завлекли в свои банды националисты, вскоре превратившиеся в заурядных бандитов. Они убивали новоселов, председателей волисполкомов и сельсоветов, работников милиции. Бывали случаи, когда они своих жертв резали пилой и пытали другими гестаповскими методами. Неблаговидную роль в разжигании политического бандитизма сыграло зарубежное радио. Обанкротившиеся литовские политиканы с самолетов сбрасывали главарям бандитов радиоаппаратуру, оружие, деньги, инструкции. Буржуазия, прикрываясь националистическим флагом, пыталась свергнуть социалистический строй. Все это было, разумеется, таким же безумием, как и попытка создать в начале войны так называемую «независимую Литву» в крае, оккупированном Гитлером, который бредил «тысячелетней империей» до Урала… «Независимая Литва» в самом центре этой империи!.. Глупость, очевидная для маленьких детей, но не для амбразявичюсов и тех, кто стоял у них за спиной… Так и сейчас… Советская Армия находилась в центре Европы, а «литовские патриоты», «борцы за свободу», уповая на возвращение былых времен, убивали, убивали, убивали тех самых литовцев, совсем как их наставники гестаповцы, а иногда даже изощренней…