Я не пишу здесь истории националистического подполья. Но как очевидец я обязан сказать, что эта история — кровава и грязна и никакие усилия бывших вдохновителей этого движения не смоют крови ни с этих «борцов за свободу», ни с них самих… Это страшная страница в истории нашего народа, и за нее несут ответственность натасканные гитлеровцами, а позднее науськиваемые империалистическими разведками руководители буржуазной Литвы.
В городке Меркине молодежь веселилась в клубе — бандиты швырнули туда гранату, убив и ранив юношей и девушек… Каждую ночь на хуторах убивали целые семьи, заподозрив их в симпатиях к Советской власти… В Верхней Фреде, на Соловьиной тропе, застрелили в его доме комсомольца Витаутаса Гечяускаса, ученика IV гимназии. Это случилось по соседству с нами. Убийство каунасцам показалось жестоким и бессмысленным. Застрелили его, как позднее выяснилось, юнцы, пособники бандитов… Всплыли на поверхность всевозможные преступники, садисты… Решающий удар по националистическому подполью нанес сам народ, прежде всего отряды народных защитников, а покончила с ним коллективизация села.
Сразу после войны появились и заурядные уголовники, из-за которых жизнь стала еще опасней. Например, кто-то выстрелом из револьвера в Вильнюсе, за парком Вингис, серьезно ранил моего друга Пятраса Чюрлиса, который купался в реке. Когда мы жили в Каунасе, к нам часто заходила разговорчивая и симпатичная женщина из-под Расейняй, мать преподавателя университета Эугениюса Мешкаускаса. Как-то она прибежала в слезах, едва выговаривая слова от волнения. Оказалось, что прошлой ночью к ним явились вооруженные люди, приехавшие на «виллисе». Всех разбудили, угрожая оружием, велели лечь на пол, а сами стали шарить по дому. Увезли лучшую одежду и почти все продукты. Однако второпях шофер банды потерял в избе удостоверение, которое женщина и привезла показать. Я понял, что по этой ниточке можно распутать весь клубок. Сходил в Каунасский уком партии и, рассказав всю историю, показал удостоверение. Шофера тотчас же отыскали и посадили в тюрьму. Здесь он несколько дней отмалчивался, а потом рассказал про своих сообщников и какую-то Марусю в Вильнюсе, которая «реализует» награбленное добро и всегда держит самогон. Были задержаны и другие бандиты вместе с их сообщниками в Вильнюсе, Шяуляй и других городах Литвы. Милиция действовала весьма оперативно — удалось найти и вернуть пострадавшим почти все вещи, — правда, продукты уже были съедены… Оказалось, что в банду грабителей входило немало любителей легкой наживы… Я радовался, что мне удалось чем-то помочь людям в это суровое и немилосердное время. С наступлением ночи никто не был уверен, что доживет до утра…
Сейчас, когда я прохожу мимо величественного здания Республиканской библиотеки на проспекте Ленина в Вильнюсе, то частенько вспоминаю, что здесь не так уж давно высились остовы сожженных домов. Для расчистки развалин проводились субботники. В них участвовали рабочие, служащие учреждений, студенты, ученики. Сюда приходили работать и мы, писатели. Мы разбирали кирпичи, складывали их на носилки и уносили подальше — засыпать воронку из-под бомбы… Обычно я работал в паре с Теофилисом Тильвитисом. Отработав несколько часов, возвращались домой, довольные, что и мы внесли свою лепту в восстановление Вильнюса… Лишь позднее на расчистке развалин появились бульдозеры, грузовики. В первые послевоенные годы ничего этого не было — только люди, их любовь к городу и их руки…
ГОРЕ
Опуская многие события тех лет и дней, я не могу не остановиться на еще одной утрате, мучительной для меня, и не только для меня…
Я жил уже в Вильнюсе, на улице Уосто (сейчас — Пятраса Цвирки), в домике на холме, у калитки которого растет плакучая ива. Пятрас, председатель Союза писателей, теперь тоже поселился в Вильнюсе — у него была комнатка в здании Союза.
В последний год жизни Пятраса наша дружба стала особенно тесной и теплой. Мы виделись почти каждый день в Союзе писателей, чуть ли не через день он забредал ко мне. Бывал в отличном настроении, веселился, острил. Его семья по-прежнему жила в Каунасе, на улице Траку, и он, по-видимому, находил у нас то тепло дома и радушие, в которых так нуждался. Он мечтал перевезти свою семью в Вильнюс. Подыскивал квартиру и все не мог найти, — одни были заняты, а другие оставались полуразрушенные, неотремонтированные. Мечтал об отдельном домике с садом, где можно было бы разводить цветы, а на досуге читать любимые книги, писать. Еще до войны он пристрастился к рыбной ловле, а теперь, откуда-то раздобыв ружье, решил начать охотиться.