— О судьбе Фульвии вы в курсе?
Блатас кивнул, хлебнув ещё коньяку.
— Бедняжка. Это он, Габор, довёл её. Обещал на ней жениться, но так своё обещание и не выполнил.
Майнер задумался.
— Вы не помните, какая была фамилия того доктора, который помогал принимать роды? — спросил он.
Блатас насупил рыжие брови.
— Ох, не знаю, смогу ли вспомнить. Ведь больше двадцати лет с тех пор прошло! Как-то на «В», вроде Висконти, что ли… Да, кажется, врач Висконти.
Майнер пристально смотрел на адвоката.
— Ну что же, спасибо за ваш рассказ, господин Блатас. Вы очень мне помогли кое-что прояснить. Но может быть ещё понадобитесь.
— Да зачем? Я вам рассказал всё, как на духу, — задёргался на месте Блатас.
— Мало ли.
Они какое-то время сидели, задумчиво глядя то в окно, то друг на друга, вслушиваясь в звуки оркестриона.
И тут Блатас наклонился поближе к Майнеру и негромко спросил:
— Господин комиссар, после моего честного рассказа, я могу надеяться, что вы не будете поднимать то старое дело со взяткой.
— Я постараюсь, господин Блатас, — едва усмехнувшись ответил Майнер.
Возвращаясь домой, комиссар сопоставлял полученные данные. Вырисовывалась странная картина. С одной стороны существовала Виола Висконти, которая вероятно была любовницей барона Эрнста Габора. С другой стороны в городе появился граф Черни, у которого был брат Просперо Висконти, по его словам, изгнанный за насилие над женщиной и давно умерший. И вот, наконец, врач, принимавший роды у Джулии Риччи — тоже по фамилии Висконти. Случайность? Быть может однофамильцы? Или это звенья одной цепи?
«Необходимо разыскать любую информацию о Висконти и в ближайшее время встретиться с этой Виолой», — подумал Майнер.
Поначалу инспектор Ковач тяготился своими обязанностями. Ну какого чёрта он должен наблюдать за этим графом, охранять его, ходить за ним, торчать в холле отеля, если он спит или безвылазно сидит в номере?
Постепенно инспектор даже привык — гуляй себе, читай газеты, посещай кинематограф, рестораны и кофейни, концертные залы, ожидай в уютных креслах официальных учреждений, трать деньги этого Черни (в том, что суточные ему выдавались из денег графа Ковач уже не сомневался). Благодаря деньгам инспектор успевал сытно покушать, насладиться музыкой, поездить по городу. Ковачу разрешалось уйти домой только поздно вечером, когда граф мирно спал в своём номере. Но утром он снова занимал пост у окна, или в холле гостиницы. Спустя некоторое время Ковач сам убедился, что графу угрожает реальная опасность — человек с эспаньолкой и в клетчатом картузе мелькал то в толпе, то среди разнаряженных клиентов ресторана, то среди посетителей юридической компании «Весы». Наверное этот бородатый и сам, по каким-то причинам, следил за графом.
В том, что в эту сентябрьскую ночь ему будет не до сна, Ковач убедился, когда прочёл телеграмму. Её отправил с почты человек с эспаньолкой.
Поначалу Ковач заметил его выходящим из магазина, соседствовавшего с парикмахерской, в которой надолго задержался граф.
Оставив графа на попечение цирюльника, Ковач решил проследить за подозрительным типом с бородкой. Но тот, заглянув на почту, бесследно исчез. Тогда Ковач подбежал к окошечку и показал удостоверение сотрудника полиции.
В телеграфном бланке была всего одна строчка «Висконти будет Собор Святого Вита час ночи. Стефан». Вероятно Стефаном и был человек с эспаньолкой. Телеграмма предзначалась господину Просперо из Тухомержице. Кто такой Висконти? А быть может это и есть граф Черни? А может это кто-то из общества графа?
Проследив за хождениями Черни по городу, оставив его в конторе какой-то фирмы, Ковач поспешил к ближайшей телефонной будке, чтобы позвонить департамент полиции. Майнера не было, но взявший трубку Коваржик пообещал доложить обо всём комиссару.
— На всякий случай до часу ночи последи за графом, — посоветовал Коваржик.
— Да уж знаю, не маленький, — ответил Ковач и повесил трубку.
Днём граф Черни обычно отдыхал — позволил себе отдых и Ковач, уйдя в трактир и заказав себе хороший обед с вином.
Вечером Черни был в салоне Маргариты, куда тихо и незаметно проник Ковач. Здесь было полно господ во фраках с белоснежными манжетами, дам в шикарных платьях и в шляпках со страусовыми перьями, офицеров, затянутых в мундиры. Звучали скрипки и арфы, на подмостках танцевали красотки с голыми ногами.
Граф Черни сидел в углу — абсолютно безучастный ко всему, погружённый в себя. Он выпил пунш, закусил, а затем что-то чертил карандашиком на салфетке, бросая вялые взгляды то на музыкантов, то на девушек, дрыгавших ногами. Вскоре явился и тип с эспаньолкой — тот самый Стефан. Когда официант нёс заказанный инспектором пунш, тип с эспаньолкой решил покинуть зал. Он поднялся со стула, но как-то неуклюже, толкнул кельнера и часть напитка из бокала плеснулась на пол. Извинившись, Стефан отправился за кельнером, на ходу вынимая кошелёк, и пропал.