— Ты сказала, что не знала его, как мужчину.
— У нас с ним ничего интимного не было… Не хочется об этом больше… Да и в сущности — вместе мы мало были. Сначала я приезжала пару раз на сеансы к скульптору. Там был и барон. Он относился ко мне, ну… как к дочери, что ли. С какой-то отцовской нежностью. Потом он нарядил меня и пригласил в ресторан, затем я сопровождала его на светский приём… Вот, пожалуй и всё…
— Всё это не помешало ему тобой расплатиться, — промолвил Мирослав. — И как тебе этот его поступок?
— Не очень… — нахмурившись ответила Виола. — Но я открою тебе одну тайну. Я была на той самой игре у пани Миллеровой. Я видела тебя и… ты произвёл на меня впечатление. Я подумала — решительный, смелый, осторожный. Готов за друга на всё. Ты ведь приятеля выручал, не так ли? Я считала это своеобразной жертвой.
— Да, я играл для Иржи, — промолвил Мирослав. — Так ты… влюбилась в меня?
Вместо ответа она охватила его руками и прижалась к плечу, вдыхая запах свежего снега.
Виола возвращалась из поездки в булочную. Забитый пассажирами трамвай еле полз среди заснеженных опавших листьев.
Девушка совсем озябла. Она шевелила пальцами, чтобы не замёрзли и, прислонившись к холодному стеклу, рассматривала ворон, медленно расхаживающих между деревьями. В её душе рождалась песенка, которую она варьировала на все лады. Потом она подумала о Мирославе, который уже должно быть воротился со службы и ждёт её дома. От этой мысли на душе стало тепло.
Но на стук никто не ответил. Открыв ключом, что дал Мирослав, Виола занялась хозяйством — разожгла плиту, стала готовить ужин.
Когда темнота окончательно укутала город, Виола с тревогой стала поглядывать в окно. Мирослава не было.
Тогда она робко постучала в квартиру напротив — к старой Катарине.
— Вы разве не в курсе? — спросила Катарина, шамкая беззубым ртом. — Приходили жандармы — он арестован!
— Какие жандармы, постойте? Разве Мирослав в чём-то виноват?
— А мне откуда знать? Тут под окнами околачивались двое сыщиков. Я сразу их заметила — посторонние люди. Уж мне — то полицейских не знать! И как только он показался во дворе они его тут же взяли и увели. Вероятно в департамент к себе, а куда же ещё…
В волнении Виола вернулась в квартиру.
«Это не может продолжаться долго. Это какое-то безумие. За что полиции арестовывать Мирослава? Может по ошибке? Тогда он должен вернуться!»
Томительно долго тянулось время. Виола ждала, смотрела на полыхающий огонь. Решила поужинать, но кусок не лез в горло.
Долго сидела в комнате у окна, глядя на налипающий снег на синем окне. Внезапно ей показалось, что чьи-то пальцы прикоснулись к стеклу — показалась бледная рука.
Виола вздрогнула, словно обожглась. Сквозь окно на неё смотрели холодные глаза. Снег рассыпался по длинным прядям волос.
Глава 3. Арест
Мирослав действительно был задержан полицией. Полицейских сыщиков в почти одинаковых чёрных пальто он узнал сразу. На шляпах лепились снежинки, и когда Мирославу предложили последовать в департамент, сыщики отряхнули шляпы.
— Но за что? Я не сделал ничего худого, — пытался объяснить Мирослав.
— Не беспокойтесь. Всё узнаете в комиссариате. Если вы не виновны — сразу же будете свободны.
Добирались в наёмном экипаже. Мирослав переживал из-за того, что его будет ждать и искать Виола, а он не имеет возможности сообщить ей о случившемся.
Когда они вошли в серое здание на город уже навалилась ночь.
В кабинете с крашеными зелёными стенами, при свете лампы, среди кипы бумаг сидел худой человек в потёртом чёрном пиджаке, полы которого блестели. У него был один искусственный глаз, а другим он с издевкой смотрел на собеседника. Рядом в полутени сидел толстячок — секретарь и скрипел пером.
— Я имею честь говорить с Мирославом Липским, чиновником департамента…?
— Да, я Мирослав Липский. Хотелось бы узнать на каком основании я был задержан.
Хозяин кабинета холодно посмотрел на него:
— На том основании, что вы убийца. Ваш плевок в сторону законов общества и привёл вас к аресту.
Мирослав чуть не задохнулся от такой наглости.
— Вы что, с ума сошли? Кого и когда я убил по-вашему? Разве что мух летом. А может мышей, которых полно в подвале. Помнится, я ставил на них мышеловку!
— Ну — ну, вы не ёрничайте! Вам лучше сразу сознаться!