— Я знаю, о чем ты думаешь, человек с равнин, — наконец, произнес Джастон. — Я видел твое лицо, и не надо считать, что я не могу понять, когда обо мне думают плохо.
Эррил промолчал. Он не собирался лгать и опровергать услышанное. Безопасность Елены была слишком дорогой ценой для любых сантиментов.
— С тех пор, как лицо мое обезображено шрамами, прошло уже пять лет, — снова тихо продолжил Джастон. — Остальные болотники чувствуют поселившийся во мне страх и третируют меня, как... словом, как если бы я потерял обе ноги, например. Никто не идет в болота в паре со мной. Здесь не то место, куда можно идти, зная, что руки напарника, охраняющего твою спину, дрожат.
Эррил понимал, что эта исповедь мучила Джастона уже давно и теперь должна быть произнесена, ибо без исповеди не бывает излечения. И поэтому он молчал, давая юноше возможность высказаться.
— Мой отец был убит рассерженной самкой крокана, когда мне было всего десять. Она оторвала ему руку, и он истек кровью еще до того, как его сумели донести до Сухой Воды. — Джастон выпустил кольцо дыма, потом еще одно. — Но даже эта смерть не заставила меня возненавидеть болота. Я вырос среди их вонючих песков, трясин и бочагов. Они были моей детской площадкой, моей школой, моим домом и моей любовью. Болота стали частью меня самого так же, как рука или нога. И пойми меня верно: я любил болота и никогда не терял уважения к их опасной стороне. Так может поступать только мертвый. У нас есть поговорка: «Не ты охотишься на болота — они охотятся на тебя».
Слова его повисли в предрассветном тумане, только огонек трубки вспыхнул ярче, когда Джастон глубоко вдыхал в себя ароматный дым.
— И что же случилось? — стараясь говорить спокойно, спросил Эррил.
— Я всегда знал, что жизнь и смерть в болотах связаны неразрывно, что это их часть. И я знал, что когда-то и мне придется умереть в их отравленный объятиях. Каждый болотник знает это и внутренне готовиться к смерти всю жизнь. — Он оторвался от трубки и указал чубуком на свои шрамы. — Но смотреть в лицо смерти просто, а вот в лицо такому — нет. — Голос его дрогнул. — И после нападения короля гадюк дети дразнят меня, женщины отворачиваются в отвращении и даже мужчины разговаривают, только опустив глаза. Я всегда знал, что болота — жестокая возлюбленная, но всю глубину ее жестокости я понял только после... Болота оставили меня жить... получеловеком.
Эррил кивнул на свой пустой рукав.
— Не ты один, — сурово ответил он и стал подниматься с деревянного настила. На востоке уже проглядывало солнце.
— Возможно, — глухо ответил Джастон. — Но у тебя осталось человеческое лицо.
Эррил нахмурился и отвернулся. Джастон схватился за его ногу.
— Я должен идти с вами, — произнес он порывисто, словно почувствовал сомнения Эррила. — И я иду не умирать, не добиваться чего-либо для себя, а просто, отвечая на зов ведьмы. Она — сердце болот. Пять зим назад моя жизнь была похищена ядом укусов, и сейчас... Сейчас я должен увидеть ее и потребовать ответа, за что... пусть это даже будет означать мою смерть.
И в этой речи Эррил услышал зазвеневшую сталь. Наверное, таким Джастон был когда-то. Но отважные слова не заменят отважного сердца, и если они действительно решат идти в болота, то должны быть уверены, что этот человек не станет им обузой. Они должны получить доказательства более серьезные, чем слова.
— А что вы тут делаете? — неожиданно раздался у них за спиной тонкий голосок. Обернувшись, Эррил увидел на краю помоста маленького босоного мальчика. Один его палец был глубоко засунут в ноздрю.
— Надо идти, — пропищал ребенок и решительно вытащил палец. — А то солнце встало, и все чудища уже готовы всех сожрать.
Кровавый охотник добрался до подножья Стебля как раз в тот момент, когда рассвет в полную силу вспыхнул на восточном краю небес. Торврен остановился, чтобы снова проверить, куда ведет запах его жертвы. Ноздри ему забивал туман, но даже это не могло перебить запах ведьмы, побеждавший тысячи других острых запахов Утонувших Земель. Согнувшись в три погибели, карлик пробрался через обломки скал и заросли и вышел на тропу.
Ведьма была недалеко.
И все же Торврен, несмотря на отсутствие явной опасности, двигался с большой осторожностью. Упустить добычу было нельзя ни в коем случае. Солнце поднялось выше, разогнав тени, и скоро Торврен увидел за дымкой тумана какие-то строения — перед ним возник убогий поселок. Он чуть замедлил шаг. След поначалу привел его к стойлам на краю поселка — там пахло лошадьми, чей запах он чуял все это время. Карлик улыбнулся, и желтоватые клыки блеснули над черными губами. Значит, его добыча идет отныне пешей! Итак, он у цели, их преимущество, заключавшееся в лошадях, пропало!