– В Семи Городах есть шутка, – ощерился гралиец. – Когда-нибудь солнце погаснет, когда-нибудь среди кабалиев не будет войн.
– И все же мир был заключен, – ответил Старший Оценщик, складывая руки на животе.
– Тогда почему после каждого разговора мне хочется тебя удавить?
Кабалий вздохнул: – Возможно, я слишком долго пробыл вдали от дома.
В коридоре хлопнула дверь; двое мужчин окаменели, встретившись взорами.
Тихие шаги. Приближаются.
Таралек с проклятием пристегивал меч и прочее оружие к поясу. Старший Оценщик поднялся, поправил рясу и открыл дверь. Выглянул в коридор. И скользнул назад. – Он вышел в путь, – шепнул он еле слышно.
Таралек кивнул и присоединился к монаху (тот снова открыл дверь). Оба вышли в коридор – услышали какую-то возню, сдавленный хрип – и нечто упало на каменный пол.
Они торопливо проскочили коридор – Таралек Виид во главе, Оценщик за ним.
На пороге зала для тренировок бесформенная куча – тело стражника. Со двора донесся удивленный возглас, а потом – снова возня. Скрип отворяющихся ворот…
Таралек Виид спрятался в темноте. Во рту пересохло. Сердце бухало в груди. Старший Оценщик сказал: Икарий не будет ждать. Икарий – бог, и никто не в силах остановить бога, отправившегося сделать то, что он должен сделать. Они обнаружат исчезновение. Станут обыскивать город? Нет. Они даже не рискнут поднять засов дворцовых врат.
«Икарий Губитель, чего ты ищешь?
Ты вернешься, чтобы предстать перед Императором и его проклятым мечом?»
Монах велел Таралеку быть начеку, не спать всю ночь. Вот, значит, почему.
Они дошли до ворот, переступили через тела двоих стражников. Вышли наружу.
И увидели его. Стоит неподвижно в сорока шагах по улице, в самой ее середине. К нему направились четыре типа с дубинками. Шагах в десяти они замерли – и начали отступать. Затем развернулись и бросились в бегство – зазвенела по мостовой брошенная дубинка…
Икарий смотрел в ночное небо.
Где-то на севере горели три дома, отбрасывая тусклый багрянец на подбрюшья дымных туч. Раздавались далекие крики. Таралек Виид – дыхание с трудом вырывалось из его груди – вытащил скимитар. Воры и убийцы могут разбегаться от Икария, но никаких гарантий, что с гралийцем и монахом будет происходить то же самое.
Икарий опустил голову и начал оглядываться, словно только сейчас понял, где оказался. Мгновенная заминка – и он двинулся дальше.
Гралиец и монах беззвучно шагали за ним.
Семар Дев облизнула губы. Он лежит на койке и вроде бы спит. Придет заря – он возьмет кремневый меч, нацепит доспехи и пойдет между рядами летерийских солдат на Имперскую Арену. Затем выйдет на песок – один, под крики и мяуканье нескольких сотен зевак. Там не будет пари, не будет возбужденного гула при объявлении ставок. Ибо игра всегда имеет один исход. Кому она интересна?
Мысленно она уже видела его выходящим в центр арены. Станет ли он смотреть на императора? Изучать Рулада Сенгара, едва тот сделает шаг из ворот? Что увидит? Легкий шаг, бессознательные движения кончика меча, рисунок, выдающий привычки и умения мышц и сухожилий?
Нет, он будет таким, каким является всегда. Он будет Карсой Орлонгом. Он даже не взглянет на императора, пока Рулад не подойдет близко. И начнется поединок.
Не излишне самоуверенный. Не равнодушный. Даже не презирающий врага. Трудно объяснить воина – Тоблакая. Он будет пребывать в себе, уйдет глубоко, пока не настанет время… свидетельства.
Но все обернется худо – Семар Дев уверена. Не поможет ни великое мастерство Карсы Орлонга, ни даже вечно напряженная, извергающаяся водопадом воля Тоблакая. Ничего не изменят духи, заключенные в ноже, который она держит в руке, как и те духи, что влачатся в тени Тоблакая – все эти души убитых, пустынные божки, демоны песка и камней – духи, что могут броситься на защиту своего бога – победителя (неужели он действительно бог? Семар не уверена). Нет, в конце концов все это не будет иметь значения.
Убей Рулада Сенгара. Убей его трижды. Убей двенадцать раз. В конце он окажется стоящим, и на руках его будет кровь. Тогда приведут Икария, последнего изо всех.
Чтобы начать снова.
Карса Орлонг, всего лишь имя в списке сраженных. Всего лишь. Даже этот необыкновенный воин. «Именно это твое святое кредо, твой шепоток, о Падший Бог. Величие, потенциал, большие надежды – все изменяет нам.
Даже твой великий поборник, истерзанный Эдур – ты снова и снова ломаешь его. И каждый раз возвращаешь. Он становится все меньше, а сила в руках – все больше. Да, он символ всех нас. Сила и носитель, сломленный своей же силой».