Детский вопрос. Детский голосок. Варат Таун вдруг почувствовал, как замерло сердце. Суровость его поколебалась. Дитя…
Ответ канцлера был таким размеренным, таким утешительным, что Варат чуть не рассмеялся нелепости происходящего. – Нас не смогут завоевать по-настоящему, Император. Вы уcтоите, ибо никто не сможет сразить вас. Захватчики увидят, поймут. Они осуществили месть. Грядет оккупация? Неясно. Если не они, это сделает коалиция восточных королевств. Но подобные коалиции неизбежно распадаются, пожирают сами себя. Они тоже ничего не смогут сделать с вами, Император.
Рулад Сенгар смотрел на Трайбана Гнола, губы его шевелились, но не издавали ни звука.
– Я уже начал, – подытожил канцлер, – готовить условия сдачи. Малазанам. По крайней мере они наведут в городе порядок, подавят восстания. Вероятно, в союзе с Истыми Патриотами. После наведения порядка мы сможем начать восстановление экономики, возобновим выпуск монеты…
– Где мой народ?
– Они вернутся, Император. Уверен.
Рулад обратил лицо к трону. И внезапно замер. – Он пуст, – прошептал Рулад. – Глядите! – Тут он поднял меч, указывая на престол. – Видите? Пуст!
– Ваше…
– Как кресло в доме моего отца. В нашем доме, в нашем селе! Пуст!
– Села больше нет, Император…
– Но кресло осталось! Я вижу его! Своими собственными глазами – кресло отца! Краска выцвела на солнце. Дерево расслоилось от дождя. Вороны сидят на ветхих боковинах. Вижу!
Крик долго замирал в наступившей тишине. Стража не шевелилась. Канцлер понурил голову. Кто знает, что за мысли бегают за глазками этого змея?
Сдача. Условия. Рулад Сенгар остается. Рулад Сенгар и да, Канцлер Гнол. Истопаты. «Нас не смогут завоевать. Мы здесь навеки. Войди в наш мир – и он сожрет тебя».
Широкие плечи Рулада опустились. Он подошел к трону и сел. Поднял мутные глаза. Спросил хриплым голосом: – Кто остался?
Канцлер поклонился: – Всего один, Император.
– Один? Должно быть двое.
– Поборник, известный под именем Икария, сбежал. В город. Мы ищем его.
«Лжешь».
Но Рулад Сенгар казался равнодушным к известию. Голова повернулась, взор опустился на покрытый кровью меч. – Тоблакай.
– Да, Император.
– Тот, что убил Бинадаса. Моего брата.
– Верно, государь.
Голова медленно поднялась. – Уже рассвет?
– Да.
Приказ Рулада прозвучал тихо, словно выдох: – Приведите его.
Они отпустили беднягу сразу же, как тот показал тайный проход под городскую стену. Дверь была, разумеется, заперта. Взводы ожидали в начинающей редеть темноте, отыскивая мало-мальски пригодные укрытия (таковых оказалось немного), пока Скрипач и Каракатица изучали подземный проход.
– Непрочно сделано, – шепнул Каракатица, – как раз по словам парня – мы заходим, они открывают водяной люк, и нам крышка. Скрип, я не вижу способа сделать все так тихо, чтобы мы прошли незамеченными. Они услышат, ловушка захлопнется.
Скрипач подергал белую бороду. – Может, получится снять дверь целиком, вместе с рамой и запором.
– Времени нет.
– Да. Отходим, прячемся на день, а вечером делаем что нужно.
– Адъюнкт медлить не станет. Кенеб хотел, чтобы мы были первыми, и он прав. Мы заслужили.
В этот миг они расслышали за дверью глухой удар. Тихо заскрипел засов.
Малазане встали по сторонам двери, торопливо взводя арбалеты.
Раздался скрежет и дверь резко распахнулась.
Показавшаяся фигура принадлежала явно не летерийскому солдату. На ней были простые кожаные доспехи, не скрывающие признаков женского пола. На лице незнакомки эмалевая маска с небольшим числом значков. За спиной два меча. Шаг, два… Она бросила взгляд на Скрипача, что стоял справа, потом на Каракатицу слева. Помедлила, отряхивая грязь, и устремилась наружу. Выскользнула на пустое пространство и скрылась.
Искупавшийся в поту Скрипач снова уселся. Арбалет дрожал в руках.
Каракатица сделал охранительный жест и тоже сел. – Дыханье Худа было у меня на затылке, Скрип. Прямо здесь, сейчас. Хотя она даже не потянулась за оружием, даже рукой не шевельнула, но…
– Да, – полным трепета шепотком ответил Скрипач. «Худом клятая сегуле. Высокого ранга. Мы не успели бы выстрелить… Головы покатились бы, словно парочка снежков – переростков».
– Скрип, я отвернулся. Я смотрел прямо в землю.
– И я.
– Поэтому мы еще живы.
– Да.
Каракатица оглянулся, уставился в темноту тоннеля: – Но все же нам не придется ждать следующей ночи.