И тут козы закричали все вместе, закричали в великом ужасе и от великой боли – умирая! Громадные деревья занялись огнем, сучья попадали вниз.
Горели хижины, вокруг лежали в пыли трупы с покрытыми кровью лицами. Да, это смерть, гибель всего, что кажется прочным и предсказуемым, чистым и достойным доверия. Разрушение, истребление, уход.
Таралек Виид завопил и протянул окровавленные руки к фигуркам – таким прекрасным, таким священным игрушкам…
Огромный кусок камня опустился на голову гралийца, сокрушая кости и мозг, и упал наземь весь измазанный и покрытый клочьями седоватых волос.
По всему городу здания взрывались в тучах пыли. Камни, черепица, кирпичи и дерево летели в небо, белый огонь продвигался, дуги серебристого света перекидывались через стены, и казалось – ничто не способно их остановить. Дрожащая безумная паутина света соединила все части машины. Сила прибывала, ослепительно пульсируя, и стягивалась в одно место, в одно сердце.
В Икария.
Северная и западная стены задрожали, когда сместились их фундаменты, сдвинулись на четыре, пять шагов, начали изгибаться – словно части гигантской головоломки становились на положенные места. Рваные и покрытые трещинами секции стен осели, и звук падения прокатился по каждой улице города.
Во дворе гостиницы, которая благодаря разным незаконным схемам стала частью имущества Раутоса Хиванара, громадный кусок согнутого под прямыми углами металла поднялся на высоту двух ростов человека, что стоял перед ним. В основании обнаружился шарнир из белого огня.
Затем структура опустилась на манер кузнечного молота.
Раутос Хиванар присел, пытаясь уклониться, но недостаточно быстро, и тяжелый объект придавил ему ноги.
Пришпиленный Раутос чувствовал, как лижет его пламя, как кровь вытекает из раздавленных ног, смешиваясь с грязью гостиничного двора.
«Да», подумал он, «все началось с грязи, ею и кончится».
Белое пламя охватило его.
И высосало все воспоминания.
Существо, умершее мгновением позже, уже не было Раутосом Хиванаром.
Обширная пульсирующая паутина прожила полдюжины ударов сердца; движение частей машины, вызвавшее столько разрушений, длилось еще меньшее количество времени. Но за эти мгновения все, пожранные белым пламенем, отдали ему свою память. Каждое воспоминание, от боли рождения до мига смерти.
Машина – увы! – действительно была неисправна.
Отзвуки стонов камня и металла затихали; паутина замерцала и пропала. Над Летерасом облака дыма сражались с тучами пыли.
Еще падали остатки зданий, но это казалось незначительными штрихами ко всему произошедшему ранее.
Из руин и груд обломков раздались первые стоны боли, первые крики о помощи.
Развалины Чешуйчатого Дома стали белой пылью, и ничто не шевелилось в пыли.
Дно канала треснуло во время землетрясения, открыв широкую дыру, в которую хлынула вода, проникая сквозь плотно пропитанные илом кирпичи. Похороненные под землей фундаменты трещали и двигались в ответ на сотрясения от рушащихся домов.
Среди множества толчков тот, что пронизал канал, подняв волны и фонтаны брызг, был относительно слабым; однако он оказался каким-то особенным – из мутной воды, хлынувшей вдоль пляшущих улочек, выкарабкался человек. Он хватался руками за причальные кольца, пытаясь вылезти из кипящей пены.
Старик.
Он встал – вода стекала с рваной блузы – и не двигался с места, пока хаос и копья слепящего света рвали на части Летерас. Он оставался неподвижным и тогда, когда ужасные катаклизмы начали затихать.
Старик.
Разрывающийся между раскаленным гневом и сводящим с ума страхом.
В соответствии с его натурой, победил страх. Не за себя, разумеется, но за смертного, который – как хорошо понимал старик – вот-вот умрет.
И ему не успеть на помощь.
Что же, значит, пришло время гнева. Месть Страннику. Но это подождет. Сначала месть человеку по имени Карос Инвиктад.
У Маэла, Старшего Бога Морей, есть неотложные дела.
Лостара Ииль и Адъюнкт скакали бок о бок во главе конной колонны. Впереди показались стены города. Сквозь пыль можно было различить огромные трещины. Ворота были открыты.
Лошади уже запарились, дыхание с хрипом вылетало из покрытых пеной ноздрей.
Почти добрались.
– Адъюнкт, это были припасы?
Тавора поглядела на спутницу и покачала головой.
– Невозможно, – подала сзади голос Мазан Гилани. – На всех едва осталась кучка хлопушек. Это сделано чем-то другим.