– Я сам.
Кивнув, Сэрен выпрямилась и отошла. Фир закончил безмолвную молитву, потом опустился на колени рядом с телом. Он нашел ключи в кожаном кошельке на поясе воина; в этом же кошельке обнаружились несколько гладких камешков. Фир взял ключи в левую руку, держа камешки на правой ладони.
– С мерудского берега. Наверное, подобрал их еще ребенком.
– Дети вырастают, – сказала Сэрен. – Даже на прямом дереве растут кривые ветки.
– И чем виноват этот воин? – Фир строго взглянул на нее. – Он пошел за моим братом, как и каждый из его племени.
– Некоторые в конце концов отвернулись, Фир.
Как и ты.
– То, от чего я отвернулся, лежит в тени того, к чему я теперь иду, аквитор. Разве это позволяет сомневаться в моей преданности тисте эдур? Моим сородичам? Нет. Вы все снова и снова об этом забываете – так удобнее. Пойми, аквитор, я буду прятаться, если надо, но не стану убивать сородичей. У нас были деньги, мы могли купить им свободу…
– Только не Удинаасу.
Фир молча оскалился.
Да, Удинаас, единственный, кого ты готов убить. И если бы не Силкас Руин…
– Фир Сэнгар, – сказала она, – ты решил идти с нами, а не может быть ни малейших сомнений, что Силкас Руин – главный в нашей жалкой компании. Можешь не одобрять его методы, но лишь он доведет тебя до цели. Сам знаешь.
Воин-хирот отвел взгляд и посмотрел на дорогу, смаргивая воду с глаз.
Сэрен протянула руку.
Фир отдал ключи.
Мы не отличаемся от этих рабов. Она взвесила в руке звенящую связку. Скованные одной цепью. И… у кого в руках наше освобождение?
– Куда он отправился? – спросил Фир.
– Преследует летерийцев. Полагаю, тут ты не станешь возражать.
– Возражать следовало бы тебе, аквитор.
Пожалуй, следовало бы. Она направилась к ожидающим рабам.
Узник рядом с Удинаасом подполз к нему поближе, и Сэрен расслышала его вопрос:
– Тот высокий убийца – это Белый Ворон? Правда? Я слышал…
– Ты ничего не слышал, – перебил Удинаас, подставляя руки Сэрен. – С тремя выступами, – сказал он ей. – Да, этот. Странник побери, вы не торопились.
Она возилась с ключом, пока первый замок не открылся.
– Вы двое должны были обокрасть ферму, а не попасть в лапы охотников за рабами.
– Охотники устроили там ночлег – нам кругом не повезло.
Сэрен отперла второй замок, и Удинаас вышел из ряда, потирая красные рубцы на запястьях.
Сэрен сказала:
– Фир хочет отговорить Силкаса. Знаешь, глядя на этих двоих, я уже не удивляюсь, что эдур и анди вечно воевали.
Они направились туда, где сидела Кубышка.
– Фир обижается, что он больше не командир, – сказал Удинаас. – А оттого что командует тисте анди, только хуже. Он до сих пор не может поверить, что давнее предательство – века назад – случилось иначе; что это Скабандари первым обнажил кинжал.
Сэрен Педак промолчала. Остановившись перед Кубышкой, она взглянула на замызганное личико девочки; на нее смотрели древние глаза.
Кубышка улыбнулась:
– Я скучала.
– Тебе больно? – спросила Сэрен, сняв большие кандалы.
– Ходить могу. И кровь остановилась. Это ведь хорошо, правда?
– Наверное. – Говорить об изнасиловании не хотелось – собственные воспоминания Сэрен жгли ее постоянно. – Шрамы останутся, Кубышка.
– Быть живой тяжело. Я все время голодная, и ноги болят.
Терпеть не могу детей с тайнами – особенно если они сами про эту тайну не знают. Задавай правильные вопросы, иначе ничего не получится.
– А что еще плохо в том, чтобы быть живой, Кубышка?
И… как? Почему?
– Чувствую себя маленькой.
В руку Сэрен вцепился старый раб, который тянулся к ключам с горестной надеждой во взоре. Сэрен отдала ему ключи.
– Освободи остальных.
Он решительно закивал.
– Ну, – снова обратилась Сэрен к Кубышке, – нам всем приходится со многим мириться. Жить – значит испытывать неудовольствие и разочарование.
– Сэрен, я по-прежнему хочу раздирать глотки. Это плохо? Наверное, плохо.
После слов Кубышки старик подался в сторону, с новой силой принявшись за неподатливые кандалы. Позади него ругалась от нетерпения женщина.
Удинаас, забравшись в фургон, рылся в поисках чего-нибудь полезного. Кубышка полезла ему помогать.
– Нужно выбираться из тумана. Я промокла насквозь. – Сэрен подошла к фургону. – Давайте живее. Если нас обнаружит другой отряд, будет плохо. – Особенно пока нет Силкаса Руина. Только благодаря тисте анди они до сих пор живы. Когда не удавалось спрятаться или убежать от преследователей, два его меча обретали голос, начиная жуткую песнь уничтожения. Белый Ворон.