Сэрен Педак вздохнула:
– Хорошо, только я считаю, нам нужно обвязаться веревкой, а геройствует пусть Удинаас.
Пещера оказалась коридором, вероятно, ведшим когда-то к балкону – до того, как рухнул фасад. Массивные стены, покрытые трещинами, сдвинулись, нависая под странными углами. И каждая щель, каждая трещина кишела мохнатыми телами летучих мышей, разбуженных вторжением, пищащих и в любой момент готовых сорваться с места.
Сэрен опустила мешок на землю. Мимо прошел Удинаас.
– Вот, – сказал он, выдохнув облачко пара. – Зажгите лампу, аквитор, от холода у меня руки коченеют. – В ответ на ее взгляд он покосился на Фира Сэнгара и пояснил: – Слишком много лет окунал руки в ледяную воду. У эдур рабам не слишком уютно.
– Тебя кормили, – сказал Фир Сэнгар.
– Когда в лесу падало кровь-дерево, – ответил Удинаас, – нас посылали приволочь его в деревню. Помните те времена, Фир? Иногда ствол вел себя предательски – то в грязи заскользит, то еще что, – и раба давило. Давило рабов и из вашего дома – вы ведь их и не вспомните, да? Подумаешь, мертвый раб! Когда такое случалось, вы, эдур, кричали, что дух кровь-дерева возжаждал летерийской крови.
– Хватит, Удинаас, – сказала Сэрен, сумев наконец зажечь лампу. Как только огонек разгорелся, летучие мыши рванулись из щелей, и воздух внезапно наполнился неистовым хлопаньем крыльев. Через дюжину ударов сердца твари улетели.
Сэрен выпрямилась и подняла лампу. Они стояли на толстой грязной подушке – гуано кишело червями и жуками и издавало аромат разложения.
– Лучше убраться отсюда, – сказала Сэрен. – Тут зараза…
Мужчина кричал, пока стража волокла его за цепи через двор к стене с кольцами. Разбитая нога оставляла кровавые следы на брусчатке. По двору разносились громкие обвинения и жалобы на устройство мира – летерийского мира.
Танал Йатванар негромко хмыкнул:
– Только послушайте. Какая наивность!
Карос Инвиктад, стоящий рядом на балконе, смерил Танала резким взглядом:
– Вы глупец, Танал Йатванар.
– Куратор?
Карос Инвиктад оперся предплечьями на перила и посмотрел вниз на узника. Пухлые, как ручейники, пальцы медленно переплелись. Где-то над головой хохотала чайка.
– Кто представляет главную угрозу для империи, Йатванар?
– Фанатики, – почти сразу отозвался Танал. – Такие, как тот внизу.
– Неверно. Прислушайтесь. Он одержим, он убежден. Он обладает четким взглядом на мир, это человек, знающий правильные ответы. Гражданина с принципами, Йатванар, можно поколебать, развернуть, можно превратить его в самого верного союзника. Только и нужно – найти, что его пугает. Воспламени его страх, сожги дотла основание его убежденности, а потом предложи такой же четкий способ мышления, новое видение мира. Он потянется к тебе, как ни была бы широка пропасть, и всеми силами уцепится за тебя. Нет, наши враги – не убежденные. Они временно заблуждаются. Лишите их комфорта убеждений, внушите им другие принципы – неоспоримые и разумные, – и они падут вам в объятия.
– Ясно.
– Танал Йатванар, наши главные враги – те, у кого убежденности нет. Те, кто задает вопросы, а наши аккуратные ответы встречает с неизменным скепсисом. Их вопросы нас подтачивают. Они… вызывают волнения. Эти опасные граждане понимают, что все не так просто; их позиция не имеет ничего общего с наивностью. Они унижены двусмысленностью того, что видят вокруг, и оспаривают наши простые, успокаивающие заявления о ясности, о черно-белом мире. Если захотите смертельно обидеть такого гражданина, Йатванар, назовите его наивным. Он придет в ярость, он просто потеряет дар речи… Он спросит себя: это кто же называет меня наивным? Ага, ясно, человек, одержимый убежденностью и надменный; его положение позволяет ему выносить бесцеремонные суждения, выдавать издевательские характеристики с заоблачной высоты. И тогда в глазах вашей жертвы мелькнет огонек понимания – в вас он увидит врага, своего настоящего врага. И ощутит страх. Ужас.
– Напрашивается вопрос, куратор…
Карос Инвиктад улыбнулся:
– Одержим ли я убежденностью? Или меня точат вопросы и сомнения?.. Я убежден лишь в одном. Власть меняет лицо мира. Сама по себе она ни добра, ни зла; власть – просто средство, с помощью которого ее носитель изменяет все вокруг, изменяет для собственного… комфорта. Конечно, проявлять власть – значит осуществлять тиранию, хоть очень деликатную и мягкую, хоть злобную и жесткую. Сама власть – в политике, в семье, где угодно – содержит в себе угрозу насилия. Против тех, кто выбрал сопротивление. И помните вот что: если насилие возможно, оно осуществится. – Куратор протянул руку. – Послушайте: этот несчастный делает за меня мою работу. Там, в подземельях, сокамерники слышат его бред и некоторые подхватывают – этих стража заносит в список. Список я проверяю ежедневно – именно их я смогу завоевать. Те, кто молчит или отворачивается, попадают в другой список – они обречены на смерть.