Остановить железнодорожное движение — что может быть проще? Если движение это идет по одной колее, на станции паровозного депо нет, и вообще там больше двух паровозов никогда не бывает. Поэтому — если тяжелая пуля паровозу пробивает котел — стоящий один паровоз один из двух станционных путей перекрывает напрочь. А если два паровоза перекрывают два пути, то едиснтвенным выходом будет перетаскивание этих убитых паровозов другими паровозами или в Верхнеудинск, или в Хилок. Конечно, имелся еще вариант просто переставить один из таких паровозов на уже заблокированный путь, но этот вариант «не сыграл» — а на станции удобно разместились на отдых уже четыре паровоза. А еще один паровоз замер на выезде с недостроенного разъезда Баляга…
— Ловко ты, бурят, дорогу остановил, — восхитился простотой реализации задачи Иван Алексеевич. — Шесть раз пальнул — и дорога встала. А мы-то думали, что чтобы дорогу остановить, самое малое мост взорвать нужно.
— Вы не думали. Я тебя послушал, и теперь думаю, что вы к себе в большевики специально только тех берете, кто думать не умеет да и не хочет. Вот ты говоришь, что в Красной армии уже несколько миллионов человек, а белых здесь сколько? Тысяч триста наберется? Я вместе с американцами, японцами, чехами и прочили итальянцами считаю. Которые, как я вижу, тоже головой думать не обучены, да и воевать, судя по тому, как резво они из Верхнеудинска бежали, желания особого не испытывают. Ты же мне говорил, что там три четверти насильно мобилизованных?
— Ну… я наврал. То есть про Красную Армию наврал. Сейчас в Красной Армии хорошо если тысяч триста штыков, а воевать ей приходится не только здесь, но и на юге. Так что здесь у Колчака штыков больше, чем у нас.
— А партизаны все эти? Хотя… разбойники они, не солдаты: как в город вошли, так первым делом бросились лавки грабить. Понятно, что с такими вы войну не выиграете: грабители — они по натуре своей трусы, воевать не способны. По хорошему, таких вам же и расстреливать на месте надо…
— Так нету других-то!
— Есть. Взять хотя бы тебя: стрелять ты, конечно, умеешь плохо, но ведь не струсил! Тебя бы подучить немного, и, глядишь, получится из тебя настоящий и умелый солдат. Такой же, с которыми я в городе всех чехов вычистил и… и остальных бы отправил к параотцам, если бы эти, извини за брань, партизаны, в город не вперлись бы. Ну да ладно, что сделано — то сделано, а мы будем делать то, что нужно.
— А… а почему ты сказал, что белые тоже дураки?
— А потому. Потому что паровоз чтобы заставить работать после того, как я котел пробил, нужно двум мужикам час потрудиться. Задача-то какая? Отвести паровоз в Верхнеудинск или в Читу в депо, чтобы там его до конца починили.
— Но с дырявым котлом паровоз-то не едет, а ты те, что их тащить хотели, тоже подстрелил!
— Ты мне вот что скажи: в руками ты работать умеешь? Или, только языком?
— Из крестьян я…
— То есть неуч. Так вот, объясняю: в котле я пробил дырку. Одну.
— Но давление теперь котел вообще не держит!
— Я же говорю: не думаете и думать не хотите. Дырка — одна, диаметр дырки — четыре линии. Всё, что нужно сделать, чтобы дырки не было — это снять кожух, ну или просто кусок кожуха вырезать, дырку рассверлить, резьбу нарезать и вкрутить в нее болт, с шайбой из отожженной меди. Всё, дырки не будет. Конечно, такая заплатка долго не простоит — но ее хватит, чтобы паровоз своим ходом хоть в Верхнеудинск доехал, хоть в Иркутск. Или даже во Владивосток.
— Хм… хитер ты…
— Просто я учился, учился и работать, и думать. И тебе того же посоветую. Кстати, про починку паровоза не я придумал. Давно, еще когда котлы англичане клепанными делали, у них, бывало, клепки вылетали. И каждая бригада паровозная с собой имела инструмент резьбу нарезать и несколько болтов. И паровозы в дороге чинил кочегар!
— А что же они теперь не сообразили?
— А сейчас котлы куда как лучше делают, заклепки из них не вылетают — вот и забыли.
— Ах да, я все время забываю, что ты только выглядишь молодым… Но если ты учился, то может посоветуешь, как нам беляков быстро победить?
— Может и посоветую. А может и нет: мне, честно говоря, многое из тобой рассказанного не нравится. То есть из того, как вы, большевики, себе счастливую жизнь представляете.