— Лама, вы откуда?
— Я из монастыря Даа.
— Где находится монастырь Даа?
— За семьюдесятью перевалами у подножия семидесяти скал.
— Далеко ли они?
— Приподнявшись, не увидишь, а поднять вас я не в силах.
— На чем ты сидишь?
— На шерсти тангутской козы, чтобы было мягко сидеть.
— А это что? — показывает на спинку кресла.
— Спинка из свалявшейся шерсти семидесяти овец, из берцовой кости таежного сохатого,
хорошему человеку предназначенная.
— А что находится перед тобой? — показывает на столик.
— Сухое корневище упавшего дерева.
— Почему?
— Ты что спрашиваешь! Если расколешь, получится дощечка, если постругаешь — гладкой
станет, надрежешь — появится резьба. Соберешь — получится столик.
Амбань не нашел что сказать. Сидит он, красный от стыда, глядит в сторону жены:
— Подай мою шапку с дэнзэ (украшением).
Взял шапку, снял с дэнзэ коралл и спрашивает:
— Что это?
— Ты что, этим красным стеклышком хочешь обыграть меня? Если наступило время
спорить, я готов, — отвечает.
Такое непочтительное отношение к ее мужу задело жену амбаня, и она, рассердившись,
сказала:
— Как ты смеешь так разговаривать с амбанем?
— Потише! Тебя взяли не управлять, а для потомства.
Когда так сказал Хабшаг Норбо, амбань ничего не нашел, что сказать, рассмеялся, широко
открыв рот, а затем хорошо угостил Хабшаг Норбу и с почетом проводил.
Хабшаг Норбо обрадовался первой победе в первый день, а на следующий день, поверив в
свои силы, отправился к другому амбаню.
Жена амбаня вышла навстречу ему и сказала:
— Наш верблюд принес верблюжонка, нельзя к нам.
— Посланец бога хуже верблюжонка, что ли? — говорит Хабшаг Норбо и пытается зайти в
юрту.
Амбань уже знал, что в этих местах появился остроумный человек, и поэтому решил не
пускать его в юрту.
— Нельзя переступать наш порог, — говорит он и отталкивает его.
Тогда Хабшаг Норбо:
— Ноги грешные пускай остаются за порогом, а безгрешная часть (туловище) пусть будет в
доме.
После этих слов амбань вынужден был пустить его в юрту. Зайдя в юрту, Хабшаг Норбо
сразу сел в почетное кресло амбаня, а амбань сел на корточки.
— Нойон, кто вам дал кресло? — спрашивает амбань.
— Народ мне дал! — отвечает. — Вас кто научил сидеть по-собачьи?
Амбань ничего не ответил.
Хабшаг Норбо был выходцем из народа. Своим острым языком он ставил нойонов и лам в
тупик. А народ его почитал и уважал.
36. ДВА МУДРЕЦА
Хоёр сэсэшүүл — Два мудреца. Аарне-Андреев, № 921. Совпадает мотив: привязать лошадь к зиме или к лету.
Записал А. Бальбуров в Унгинском районе Иркутской области, РО БФ СО АН СССР, инв. № 1507. Перевод С.С.
Бардахановой.
Отдельные мотивы данной сказки встречаются в сказке « Үнэшэн хүүхэн», опубликованной в сборнике А.И.
Шадаева « Бурят-монгол арадай онтохонууд» и включенной в настоящий сборник. Сходные мотивы находим в
сказке «Зима и лето» в записи А.И. Шадаева в сборнике «Меткая стрела» в переводе И. Луговского, «Бурятские
народные сказки» Л.Е. Элиасова.
На южной стороне озера, в Хори, жил Бажага-Сэсэн. Собрался он на северную сторону
озера испытать там свою мудрость. Перед дорогой мать наказывает:
— Побрызгав, отведай молочного, присядь на западной стороне (юрты).
Побрызгав он, отведал молочного, присел на западной стороне. Мать благословляет его
юрөөлами. Выслушав ее, Бажага-Сэсэн говорит:
— От архи с одного котла, думаю, не опьянею, на слова любого человека найду ответ.
— Чем много говорить, лучше побольше откусить. К чему хвастаться? — сказала мать.
Отправился он на северную сторону озера. Шел он, шел и подошел к первому дому с краю.
А там нет ни забора, ни изгороди, чтобы коня привязать.
— Где же привязать коня? Зря, видать, я сюда приехал, — думает он и дивится.
В это время выходит одна девушка.
— Что ж вы стоите, заходите, — приглашает она.
— Дела-то нет, чтобы заходить. Разве что водички попить. Найдется ли у вас вода? —
спрашивает (он).
— Найдется, зайдите,— отвечает девушка.
— А где же привязать мне коня?
— Возле вас зима и лето, там и привяжите, — ответила и зашла (в дом).
— Зима и лето! Что бы это значило? Куда же привязать коня? — удивляется парень и вдруг